— Стой, — первой не выдержала Кико. — Немедленно вернись и выслушай, как я буду жаловаться на твоего нервного нарая!
— Что? — удивленно обернулась я.
— Да то! Пришел тут, выстроил нас в ряд и допрос устроил. «Что с Юнилой? Кто ее обидел? Только посмейте еще», — коверкая слова, процитировала кикимора. — Это что вообще такое было? Я так не согласна! — заявила подруга, сложив руки на груди и обиженно надувшись.
— Кико, я тебя люблю, — улыбаясь, проговорила я, чувствуя, что сейчас расплачусь. С плеч словно скала свалилась, я подошла и обняла обиженно сопящую кикимору.
— А меня? У меня тоже моральная травма от встречи с суровым нараем, — театрально приложил руку к груди Салимо.
— А ты обойдешься, — проворчала Кико мне в плечо.
— Меня обнимать не обязательно, не люблю этих сентиментальностей, — вставила Медина. — Нам вообще уже спать пора, — добавила она, отрывая от меня кикимору, — и тебе, дракончик, тоже.
И они ушли, оставив меня наедине с сидящим в стороне Рэндомом.
— Поговорим? — спросил оборотень, когда мы остались одни.
— О чем? О том, как ты изображал моего друга, чтобы втереться в доверие и подобраться поближе? — спросила я враждебно.
Желания разговаривать с ним у меня не было. Но я вспомнила случай, когда невольника из соседнего дома выпороли за кражу господского костюма, а потом оказалось, что дочь господина пролила на него ягодный сок и выкинула, боясь наказания. Невольник клялся, что не брал костюм, но его даже слушать не стали и избили до полусмерти. Потом его конечно же простили, но ведь и прощать было не за что. И я решила дать Громиро шанс оправдаться.
— Говори, — произнесла я холодно, сев по другую сторону стола.
— Признаю, сначала это действительно была работа, — сказал Рэн, и мне тут же захотелось уйти.
Но оборотень смотрел мне прямо в глаза, и в его взгляде не было ни насмешки, ни лукавства, и я осталась.
— Ты пришла в академию забитой, скромной девочкой, а меня заверили, что это маска, — продолжил Рэндом. — Тебя подозревали в сговоре с Хаосом, и мне было поручено сблизиться с тобой. Это было очень непросто, представь, сколько я приложил усилий, чтобы побороть зов твоей крови. И мне это почти удалось. Почти, но не до конца. Я каждый день боролся с собой, чтобы не рассказать тебе, что за тобой следят. А потом оказалось, что ты не имеешь никакого отношения к Хаосу, за исключением того, что в тебе течет его кровь. Как же я был рад, что ты не враг. Но к тому времени я понял, что уже не только божественная кровь влечет меня к тебе. Я влюбился в тебя, Юнила. И сейчас, возможно, будет лучше, если ты возненавидишь меня и оттолкнешь от себя. Потому что видеть тебя каждый день и знать, что ты будешь принадлежать ему, — для меня пытка. Я сказал все, что хотел. Что делать с этим знанием — решай сама.
Громиро встал и ушел, а я сидела за столом в опустевшей столовой и хотела оказаться в своей каморке, в доме господина Прожирани, вернуться к простой и размеренной жизни невольницы, когда не нужно принимать решений и нести на плечах груз чужих переживаний. Ощущение распространяющегося по телу тепла отвлекло меня от грустных мыслей, я чувствовала, словно кипящая, но не обжигающая лава разливается по всему телу. Это тепло закружило меня, и в следующее мгновение я упала на жесткий тонкий тюфяк. Вокруг было темно и пахло пылью.
— Что? Кто? — запыхтел кто-то рядом.
Распахнулось маленькое оконце, и я увидела в лунном свете невольницу Рабию, помощницу поварихи господина Прожирани.
— Юнка, ты, что ли? — сонно спросила она. — А меня сюда переселили. Даже не думай, место не отдам.
— Рабия, ты? — прошептала я ошеломленно.
— А ты кого ждала? Притащилась среди ночи, спать мешаешь. Что, поперли тебя из Амнистании? А мамку где забыла? Нам здесь без нее ох как туго. Счетовода путевого нет, без одежки на зиму остались. Ну да ничего, утром разберемся. Разгрузишь хоть немного, на рынок сходишь. Спи, непутевая.
И Рабия легла, прикрыв оконце. Я же сидела и пыталась понять, как я очутилась в комнате, в которой провела большую часть жизни, и как мне вернуться обратно.
«Расслабься и почувствуй, как кровь бежит по твоему телу. Она омывает каждую крупицу тебя, несет силу, знание и свободу… Прислушайся к себе, чего ты хочешь? Только пожелай, и это сбудется», — словно услышала я шепот нарая. Но это были лишь воспоминания. Я зажмурилась и прошептала:
— Хочу вернуться во дворец, к друзьям.
— А карету тебе со слугами не подать? — проворчала Рабия. — Спи, завтра племянники господина приедут, устроят нам и дворец, и пыточную.
— Извини, — пробурчала я, ложась на голый тюфяк, без подушки и одеяла.
Нарай не оставит меня здесь. Или оставит? Надеяться на спасение было глупо, надо самой выбираться. Если господин Прожирани обнаружит меня в своем доме, то может не отпустить.
Я подождала, пока Рабия уснет, оглашая маленькую комнатку храпом, встала и крадучись вышла в коридор.
Под лестницей было темно, но я помнила каждый уголок этого дома и без труда добралась до двери. Открыла засов и выскользнула на улицу. Все тело тут же окутало пронизывающим осенним ветром. В лицо ударили мелкие капли противного затяжного дождя. Наверняка до утра моросить будет, а я в тонкой блузке и летних туфельках. Обняв себя за плечи руками, я стояла под навесом и не решалась спуститься с крыльца в промозглую осеннюю ночь Родинарии. Да и куда бы я пошла? Здесь нет ни друзей, ни знакомых, которые помогли бы мне. Невольники из соседних домов не посмели бы приютить постороннюю под крышей господского дома. Оставалось только отправиться к градоправителю и надеяться, что меня не погонят со двора, как полоумную бродяжку.
А до дома градоправителя идти не меньше получаса, по темным улицам и мимо ночных таверн. Я вдохнула полной грудью холодный воздух и побежала в надежде, что холод и страх пробудят во мне те силы, которые забросили меня сюда. Спустя несколько минут я уже не надеялась на чудо — хотела только оказаться в тепле и чтобы с неба на меня не сыпались ледяные капли.
Свет, исходящий из окон таверны, манил обещанием тепла и крыши над головой, и я свернула к обшарпанной, скрипучей двери. Когда я вошла в смердящее, пропитанное запахами пота и выпивки помещение, на меня уставились сразу около двадцати пар затуманенных алкоголем глаз.
— Какая девочка, — протянул пьяный бородатый рабочий, похлопывая себя по коленке. — Иди, согрею.
— Остынь, Тарнито. Не видишь, дама из господ, — осадил его хозяин таверны, выходя из-за стойки. — Вам помочь, госпожа? — учтиво поинтересовался он.
— Комнату и ужин, — стараясь выглядеть уверенно, ответила я.
— Как прикажете. А за родителями послать? Или, может, стражу позвать? — участливо спросил мужчина.
— Пока не надо, — отрицательно покачала я головой и поежилась. Ледяная вода стекала с волос и тут же попадала на кожу сквозь мокрую, прилипшую к телу блузу.
