Серьезно относятся индейцы и к домашним ритуалам – некоторые их обычаи настолько причудливы, что с трудом поддаются описанию. Не проходит и дня, чтобы я не нарушила какого-нибудь причудливого культурного запрета. Например, благовоспитанная индейская девушка, сидя в вигваме, должна следить, чтобы носки ее ног указывали направо – кроме одного клана племени, живущего в некотором отдалении от основного лагеря и предписывающего своим женщинам сидеть, повернув носки ног влево. Мне неведомо, откуда взялись эти нелепые обычаи, но индейцы соблюдают их со всей строгостью. Мой капитан Бёрк утверждал, что они находятся во власти глупых суеверий. В самый первый день я, конечно, уселась, повернув ступни не туда, что вызвало у прочих обитательниц нашего вигвама возмущенное бормотание и явно им не понравилось. Старая карга начала махать своей клюкой у меня перед носом, кудахча, словно спятившая наседка. Естественно, мне все равно, куда смотрят носки моих ног, и я продолжаю сидеть так, как мне вздумается, а остальные пускай реагируют как хотят. Видишь, Гортензия, – я для индейцев как кость в горле, постоянно «раскачиваю лодку» размеренного существования добропорядочного язычника и уже заслужила репутацию бунтарки… В любом обществе я повторяюсь, ты не находишь?
Но меня ждал приятный сюрприз: другие жены сшили мне самое прекрасное свадебное платье из всех, что я видела в жизни. Оно сшито жильными нитками из шкуры антилопы, тонкой и нежной, расшито бусинами и иглами дикобраза, с разнообразнейшими узорами и рисунками, нанесенными растительными красками. Я была ошеломлена – и тронута – этим подарком; ведь, судя по всему, они потратили на него уйму времени и сил, к тому же это означало, что меня приняли в семью – и дали знать об этом в очень благородной манере, надо признать. Насколько я понимаю, обычно платье для невесты шьют ее родственницы, но откуда взяться здесь нашим родным! Поэтому заботу о подобающем одеянии взяли на себя женщины племени. Всем нашим невестам преподнесли свадебные платья, в большинстве случаев пошитые сестрами и матерями нареченных. Конечно, я могу быть пристрастна, но мне кажется, что мое платье самое красивое и уж точно богаче всех украшенное. Может быть, его делали с таким усердием, потому что я выхожу замуж за великого вождя. … Даже хмурая и недружелюбная Тихоня помогала шить – что вовсе не означало, что ее отношение ко мне изменилось к лучшему.
Как ты легко можешь представить, я, как и большинство наших леди, не спешила переодеваться в индейские одежды. Европейское платье и скудные пожитки, привезенные с собой, являлись последним связующим звеном с цивилизацией, потому вполне естественно, что мы не спешим с ними расставаться – боясь, что, отказавшись от цивилизованной одежды, мы мгновенно сделаемся дикарками – не просто женами дикарей, а словно сами переродимся. Как ты понимаешь, это важный барьер… Некоторые белые женщины упрямо не расстаются даже с одеждой и предметами туалета совершенно неуместными в этих обстоятельствах; иногда они встречаются и, болтая и прикрываясь парасольками, гуляют стайкой по лагерю, точно по летнему саду, отчаянно пытаясь делать вид, что сегодняшний день – не про них. Возможно, они слегка тронулись умом – ведь некоторые из них и в самом деле клинические сумасшедшие; но, хотя я решила не отрицать для самой себя, что нахожусь в прерии, все равно я не спешу целиком перейти на одежду из звериных шкур.
К счастью, шайенны живут не только охотой, но и торговлей, и кое-что в их гардеробе схоже с нашей одеждой. Например, здесь можно найти разные ткани, пуговицы, и одеяла, и другие вещи из мира белых. В самом деле, некоторые мужчины очень смешно приспосабливают солдатскую форму – перешитые армейские мундиры и шляпы, совершенно разносортные, с прорезанным верхом и вставленными туда перьями, отчего становятся похожими скорее на играющих в войну детей или пасхальных клоунов, нежели на воинов, – такова причудливая смесь двух культур…
С удовольствием признаю, что мой суженый скромно одевается в традиционные индейские одежды. Единственная вещь в его гардеробе, исходящая от белого человека, – это серебряная Медаль мира, преподнесенная ему самим Улиссом Грантом.
Но я, кажется, опять отвлеклась… О чем я писала? Вспомнила: все наши, за исключением мисс Уайт и ее преданных сторонниц, намеревались выйти замуж в шайеннских костюмах. Наши новые «матери» и «сестры» помогут нам одеться – в буквальном смысле снимут с нас цивилизованные одежды и облачат в туземное платье – мне трудно подобрать слова, Гортензия, и, полагаю, тебе будет не менее трудно это представить, но перспектива открывается пугающая… и одновременно захватывающая.
Чтобы не держать тебя в ненужном напряжении, я продолжу писать, когда официально стану невестой… а сейчас много дел.
21 мая 1875 года
Господи, Гортензия, мне столько надо тебе рассказать! Я пришла в себя только через два дня… и до сих пор не в себе и, боюсь, уже не стану прежней. Меня одурманили, оскорбили мои чувства, все мое существо обнажили до примитивного естества… до самого нутра… Даже не знаю, с чего начать…
Музыка… все еще пульсирует у меня в висках, проходит сквозь тело… танцоры извиваются в свете пламени… койоты на вершинах холмов и гребнях гор поют луне свою древнюю песнь…
22 мая 1875 года
Прости меня, дорогая сестра, но я снова крепко уснула, написав тебе лишь пару несвязных строк… Я проспала весь день и всю ночь и проснулась, чувствуя себя лучше, сильнее… Чувствуя, как у меня внутри зарождается жизнь… или это мне тоже приснилось?
Да, то, что случилось в ночь нашей свадьбы накрепко запечатлелось в моей памяти… Позволь, я опишу тебе все с самого начала.
Стояла полная луна: она взошла рано, ко гда еще не стемнело, и не спешила исчезнуть с приходом рассвета. Всю ночь она медленно катилась по небу, освещая танцующих неземным светом, отбрасывая их тени на окрестные холмы, точно сама земля плясала вместе с ними в лунном свете.
Почти весь день перед свадьбой мы провели внутри вигвамов, где нас одевали индейские женщины: в наши волосы и одежду вплели разнообразные украшения и тотемы, а лица разрисовали так, что мы едва узнавали друг друга под чистым белым светом луны… Возможно, это было сделано для того, чтобы бледнолицые и краснокожие не отличались друг от друга и выполняли языческие ритуалы наравне. В самом деле, несколько часов спустя я утратила всякое чувство времени… И теперь мы, цивилизованные женщины, с трудом осмеливаемся смотреть друг другу в глаза из-за безумия, что охватило нас в брачную ночь.
Мужчины недавно вернулись с удачной охоты на бизона: я не сразу осознала, что шайенны очень ждали охотничьего триумфа перед свадебными торжествами, потому что какой же пир без богатой добычи. Право слово: мне нужно столько узнать о том, как выживают эти люди! Не меньше, чем им нужно узнать о цивилизации.
Вечером того дня в каждом вигваме устраивался семейный праздник, и постепенно все переросло во всеобщее веселье. Женщины наготовили горы еды, к моему удивлению, вполне съедобной. Первая жена вождя, Тихоня, славилась среди индейцев своими кулинарными способностями, а готовясь к свадебному пиру, она просто превзошла себя. Обжарила нежные ребрышки и печень бизона на углях, потушила в котле мясо с дикой репой, которая зовется на французский манер «белым яблоком». Приготовила другие коренья с весенними травами, названий которых я пока не знаю, – но вышло очень вкусно. Нам, невестам, не позволяли даже пальцем шевельнуть – в буквальном смысле: даже еду, нарезанную маленькими кусочками, нам давали с рук наши индеанки-помощницы, точно не хотели, чтобы мы тратили хоть какие-то силы… Теперь-то я понимаю причину.
