– Рождество? – сказала она озадаченно. – Господи Боже, Мэй, я совершенно забыла. Рождество… Давай, присядь к огню, я сварю нам кофе.
Муж Марты, Колтун-на-Голове, еще спал у огня. Я неплохо знала его, поскольку мы с Мартой проводили много времени вместе, и могу сказать, что, несмотря на его спутанные космы, он был приятным малым, легким в общении.
И вот мы с Мартой сидим бок о бок на подстилках, откинувшись на спинки седалищ, облегчая насколько возможно неудобство нашего положения. Она подбросила в огонь веток и поставила маленький кофейник.
Я приготовила скромный подарок для Марты – пару детских мокасин, сшитых мной из нежнейшей кожи антилопы.
– У меня для тебя скромный рождественский подарок, дорогая подружка, – сказала я и вручила ей ботиночки в вышитом кошеле из оленьей кожи.
– Подарок? – сказала Марта упавшим голосом. – Но, Мэй, у меня ничего нет для тебя. Я совершенно забыла!
– Ну и ладно, Марта, – сказала я. – Важно то, что мы вместе в этот день, в тепле и уюте, и все у нас в порядке.
И тогда бедная Марта начала тихонько плакать – она плакала и плакала без остановки, и я никак не могла успокоить ее.
– Что такое, Марта? – спрашивала я. – Что ты плачешь?
Но она только качала головой и продолжала плакать, да так безутешно, что не могла и слова выговорить. Наконец она немного успокоилась и заговорила, перемежая слова всхлипами:
– Прости меня, Мэй, не знаю, что на меня нашло. Но когда я поняла, что сегодня Рождество, я вдруг с отчаянием подумала, как же я далеко от дома и как одинока. Я не скажу, что несчастлива с мужем, я очень счастлива, но иногда я безмерно скучаю по дому. Тебе никогда не хочется оказаться дома, Мэй? Ты совсем об этом не думаешь?
– Каждый день, Марта, – заверила я ее. – Я думаю о своих детях каждый божий день. Но у меня больше нет дома, кроме того, в котором я живу сейчас. Открывай подарок, Марта.
Она открыла кошель и дотронулась до мокасинов кончиками пальцев, любовно проводя по швам.
– О Мэй, они просто восхитительны. Это самые прекрасные детские ботиночки, что я видела в жизни. Спасибо тебе. Мне очень жаль, что у меня ничего нет для тебя.
И она снова ударилась в слезы, а я опять стала утешать ее.
– Я очень рада, что тебе понравился подарок, – сказала я. – Только, пожалуйста, хватит плакать.
– Ты думаешь, Санта-Клаус спустится сегодня сквозь дымовую отдушину в этот вигвам? – сказала Марта и вытерла слезы.
– Даже не сомневайся! – сказала я. – А как же иначе? Разве нам не говорили, что Санта навещает всех детей во всем мире, в любом уголке Земли. На следующий год он придет к нашим новорожденным, Марта! Только подумай об этом! Их первое Рождество!
– Надеюсь, Мэй, мы отправимся в родильный вигвам вместе, – сказала Марта. – Хорошо бы родить наших деточек в одно время, сразу – ты да я. Но если я пойду первая, обещай, что ты тоже пойдешь и будешь со мной.
– Ну, конечно, – сказала я. – А если первой буду я, а, судя по размеру моего пуза, так оно и будет, тогда обещай, что пойдешь со мной.
– Обещаю, – сказала она. – О Мэй, ты просто замечательная подруга. С Рождеством!
– И тебя, Марта, – сказала я. – Давай-ка петь рождественскую песнь, а?
И мы начали петь… А снаружи тем временем ярилась вьюга, и ветер завывал на все лады точно живой, снег кружился вокруг вигвама, налетал на стены и откатывался обратно, в прерию. Мы с Мартой сидели в тепле у огня; нам было за что возносить благодарность судьбе этим утром, и мы пели от всего сердца, преисполненные надежды и веры в будущее:
Придите все верные, в радости ликуя.
Придите, придите все в Вифлеем…
И сейчас я пишу эти строки, сидя у огня в вигваме Марты, пока она дремлет рядышком. Мистер Колтун-на-Голове спит, как и их старуха у входа. Здесь тепло и тихо, и мы в безопасности… Пожалуй, и я прилягу…
23 января 1876 года
Я поступила очень глупо и поставила под угрозу не только свою жизнь и жизнь моего нерожденного ребенка, но и жизни тех, кто пошел спасать меня в метель. Прошел почти месяц с того несчастного случая, но только теперь я набралась достаточно сил, чтобы сидеть и писать. Господи, как я могла быть такой безрассудной!
После разговора с Мартой рождественским утром, как сказано выше, я прилегла вздремнуть. Когда я проснулась, все еще спали. Я не знала, сколько времени прошло, так что подползла к выходу из вигвама и, отогнув полог, увидела, что, хотя вьюга не утихала, небо, по крайней мере, было светлым. Я решила вернуться в свой вигвам, пока не стемнело. Я вырвала лист бумаги из тетради и оставила записку для Марты, а сама закуталась поплотнее в бизонью шубу и выскользнула наружу.
Вьюга ярилась пуще прежнего. Но я упрямо сказала себе, что до нашего вигвама рукой подать и что мне нужно только шаг за шагом идти прямо – и я обязательно выйду к нему.
Ведь сумела же я утром проделать этот путь. Но уже через несколько шагов случилось нечто невообразимое. Снежный вихрь окутал и закружил меня, так что я совершенно перестала понимать, где что находится – где восток, где запад, где лево, где право, я даже не знала, где верх, где низ. Я была в полной растерянности. В отчаянии я решила повернуть назад, ведь я не могла отойти далеко. Но вслед за тем поняла, что не знаю, откуда пришла. И тогда меня охватила паника; я боролась как могла, старалась шагать, ставя стопу впритык к стопе, но я была в таком смятении, что даже это удавалось мне с трудом. Снег засыпал мне лицо и глаза, и даже сквозь бизонью шкуру проникали порывы ветра, словно миллион ледяных иголок царапал меня по всему телу. Мне ужасно захотелось лечь, свернуться калачиком и ждать, пока утихнет вьюга, но остаток здравого смысла подсказывал мне, что в таком случае меня ждет верная смерть. И я продолжала двигаться дальше, выставив перед собой руки, точно слепая, надеясь, что вот-вот коснусь вигвама, не важно чьего. Я пыталась кричать, но едва сама слышала себя сквозь вой ветра. Снег, царапавший мне лицо, смешивался со слезами и замерзал у меня на щеках. Наконец я почувствовала, что уже не могу дышать из-за ветра и сдавившего горло отчаяния; я больше не могла бороться. В изнеможении опустившись на колени, я обхватила себя руками и стала раскачиваться взад-вперед.
– Прости меня, дитя, – прошептала я своему нерожденному ребенку, – прости меня…
Я завалилась на бок, подтянула колени к животу и, свернувшись клубочком, ощутила, как меня охватывает смертный сон. Я не сомневалась, что меня ждет смерть… но вдруг ощутила согревающее тепло, и мне стал сниться самый невероятный сон.
Мне снилось, что я иду по прекрасной речной долине, стоит весна, кругом цветут тополя и сладкий желтый клевер, а трава по всей прерии зелена, как поля в Шотландии. Я шла за юной девушкой впереди, как вдруг поняла, что это моя Сара. Я заплакала от радости, что вижу ее, и побежала, чтобы обнять ее. Сара обернулась и помахала мне, и тут я увидела, что она тоже беременна. Она улыбнулась и обратилась ко мне по-шайеннски.
