Сегодня я не приму никого, не могу продолжать приемов. Но завтра придется снова. Бойсман
{253} говорил очень хорошо, только он боится, что Княжевича
{254} выберут предводителем дворянства – это осложнит дело. Рассказывал мне много о беспорядках в городе (я думаю, больше 200000 человек). Он находит, что просто не умеют поддержать порядка. Но я писала об этом уже вчера, прости – я глупенькая. Необходимо ввести карточную систему на хлеб (как это теперь в каждой стране), ведь так устроили уже с сахаром, и все спокойны и получают достаточно. У нас же – идиоты. Оболенский этого не желал сделать, хотя Медем
{255} и хотел после того, как удалось в Пскове. Один бедный жандармский офицер был убит толпой и еще несколько человек. Вся беда от этой зевающей публики, хорошо одетых людей, раненых солдат и т. д. – курсисток и проч., которые подстрекают других. Лили заговаривает с извозчиками, чтобы узнавать новости. Они говорили ей, что к ним пришли студенты и объявили, что если они выедут утром, то их застрелят. Какие испорченные типы! Конечно, извозчики и вагоновожатые бастуют. Но они говорят, это не похоже на 95
[14] (очевидно, имеется в виду 1905 год. – В.Х.), потому что все обожают тебя и только хотят хлеба. Лили говорила с Гротеном вместо меня, так как я не могла оставить Ани. Теперь, наконец, я могу принять свои капли. Какая теплая погода! Досадно, что дети не могут показаться даже в закрытом автомобиле. Милый Родионов послал для Ольги, Татьяны и Ани по горшку ландышей от Экипажа. Завтрак у стрелков не состоялся, так как полк должен быть наготове на случай тревоги.
Одиночество твое должно быть ужасно – окружающая тишина подавляет моего бедного любимого!
31/2 [ч.]. Только что получила твое милое письмо от вчерашнего дня. Сердечно благодарю, мой дорогой. Да, конечно, перемена воздуха поможет после болезни, но в Ливадии будет слишком мучительно и хлопотно теперь. Ну, хорошо, мы это еще обдумаем потом. Маленькие все время вместе с другими и с Аней – они еще могут заразиться. Татьяна кашляет страшно – 37,8°; Ольга – 39,1°, Алексей – 39,6°, Аня – 40,1°. Я только что брала Марию к Знамению поставить свечи, ходили на могилу нашего Друга. Теперь церковь настолько высока, что я могу стать на колени и молиться там спокойно за всех вас; и дневальный меня не видит. Мы ходили с Алекс. Остановились и разговаривали с М. Ивановым, Хвощинским
{256}, с новыми людьми и с доктором. Мягкая погода, очень солнечно. Я принесла тебе этот кусочек дерева с Его могилы, где я стояла на коленях.
В городе дела вчера были плохи. Произведены аресты 120–130 человек. Главные вожаки и Лелянов
{257} привлечены к ответственности за речи в Гор. Думе. Министры и некоторые правые члены Думы совещались вчера вечером (Калинин писал в 4 час. утра) о принятии строгих мер, и все они надеются, что завтра все будет спокойно. Те хотели строить баррикады и т. д. В понедельник я читала гнусную прокламацию. Но, мне кажется, все будет хорошо. Солнце светит так ярко, и я ощущала такое спокойствие и мир на Его дорогой могиле! Он умер, чтобы спасти нас. Бурдюков настаивает на том, чтоб повидать меня сегодня, а я так надеялась никого не видеть! Настенька уезжает сегодня вечером в Кисловодск – там царит Михень (имеется в виду вел. княгиня Мария Павловна. – В.Х.), как говорят. Беби – это одна сплошная сыпь – покрыт ею, как леопард. У Ольги большие плоские пятна, Аня тоже вся покрыта. У всех болят глаза и горло. У Ани было шесть докторов, 2 сестры и Жук, Мария и я. Это безумие, но ей это нравится, успокаивает ей нервы. Беккер пришла к ней.
Совсем не чувствуется воскресенья.
Надо идти обратно, к ним, в потемки. Благословляю и целую без конца. Дай Бог, чтоб морозы прекратились на юге. Мой Римановский поезд сошел с рельсов из-за льда близ Киева. Бог поможет – это, кажется, уже предел. Вера и упование! Так спокойно от сознания, что ты был у этого дорогого образа.
Навеки, дорогой Ники, твоя старая Солнышко.
ГА РФ. Ф. 601. Оп. 1. Д. 1151. Л. 494–499. Автограф (на англ. яз.); Архив новейшей истории России. Серия «Публикации». Т. III: Скорбный путь Романовых (1917–1918 гг.). Гибель царской семьи. Сб. документов и материалов / Отв. ред. и сост. В. М. Хрусталев, при участии М. Д. Стейнберга. М., 2001. С. 32–33.
Письмо императора Николая II императрице Александре Федоровне
26 февраля 1917 г.
Моя любимая!
Поезда все опять перепутались. Письмо твое вчера пришло после 5 часов. Сегодня же последнее, № 647, пришло как раз перед завтраком. Крепко целую за него. Пожалуйста, не переутомись, бегая между больными.
Видайся чаще с Лили Ден – это хороший, рассудительный друг.
Я был вчера у образа Пречистой Девы и усердно молился за тебя, моя любовь, за милых детей и за нашу страну, а также за Аню. Скажи ей, что я видел ее брошь, приколотую к иконе, и касался ее носом, когда прикладывался.
Вчера вечером был в церкви. Старуха, мать архиерея, благодарила за деньги, которые мы пожертвовали. Сегодня утром во время службы я почувствовал мучительную боль в середине груди, продолжавшуюся 1/4 часа. Я едва выстоял, и лоб мой покрылся каплями пота. Я не понимаю, что это было, потому что сердцебиения у меня не было, но потом оно появилось и прошло сразу, когда я встал на колени перед образом Пречистой Девы.
Если это случится еще раз, скажу об этом Федорову. Я надеюсь, что Хабалов сумеет быстро остановить эти уличные беспорядки. Протопопов должен дать ему ясные и определенные инструкции. Только бы старый Голицын не потерял голову!
