Там, где только что находился Клитеро, было пусто, Ни шелест листвы, ни что-либо другое не насторожило меня, не подсказало, куда он мог деться. Впрочем, любые звуки утонули бы в реве водопада. Скальная впадина, где он сидел, с одной стороны примыкала к краю пропасти, сверху над ней нависали камни, а по бокам скала отвесно шла вниз. Не мог же он броситься в бездну… И все же мне казалось невероятным столь молниеносное его исчезновение.
Я наклонился над пропастью, но из-за огромной глубины и царившего внизу мрака не смог ничего различить, Крики и стоны в любом случае поглотил бы шум низвергавшейся воды. Прыгнув со скалы, Клитеро непременно должен был погибнуть, а единственным достоверным предположением выглядело именно это.
Очень нелегко описать то, что я чувствовал. Образ отчаявшегося человека и внезапная катастрофа, к которой привело мое несвоевременное вмешательство, переполняли меня раскаянием и ужасом. Правда, отчасти мои опасения уменьшились, когда мне пришла в голову новая догадка: ведь с задней стороны впадины вполне могла быть какая-то ложбинка, углубление, позволившие ему спрятаться.
Предположив это, я почувствовал облегчение. Конечно, могло произойти и самое худшее, но оставалась еще толика надежды. Если бы мне удалось найти Клитеро и привлечь к себе его внимание, я смог бы преподать ему уроки силы духа. А если бы слова оказались бессильны и доводы бесполезны, я просто молча посидел бы рядом с ним в тишине, увлажнил бы его руку слезами, и мы дышали бы в унисон, и он ощутил бы мое сочувствие, и я заверил бы его, утешая, что так, как он сам оценивает свои заблуждения и казнит себя, никто не будет казнить его и что, по крайней мере, один человек испытывает к нему любовь и жалость, ибо он заслуживает милосердия.
Эти мысли вдохновили меня и придали мне сил. Для достижения моей цели требовалось добраться до противоположной скалы. Клитеро, судя по всему, смог это сделать, значит, и я смогу. Задача теперь не казалась мне невыполнимой. Я еще раз обошел гору по периметру. Со всех сторон были невероятно высокие отвесные скалы, и пропасть нигде не выглядела у́же, чем там, откуда я наблюдал за Клитеро. Поэтому я вернулся на прежнее место и еще раз прикинул возможность безопасного преодоления этой чудовищной бездны.
Посмотрев вверх, я наткнулся взглядом на ту самую сосну, возле которой стоял прежде. Сравнив ширину пропасти с длиной ствола, я сообразил, что это дерево вполне может послужить мне мостом. По счастью, оно росло наклонно и под ударами топора упало бы как раз поперек пропасти, соединив обе скалы. Ствол был достаточно массивным для того, чтобы я мог, ступая по нему, добраться до противоположного склона быстро и безопасно.
Более тщательное обследование этого места, а также самого дерева, его размеров, угла, под которым оно росло, подтвердило осуществимость моего замысла, и я решил поскорее начать действовать. Нужно было сходить домой, взять топор и вернуться сюда. Я вновь углубился в пещеру, идя тем же путем, каким пришел, пока наконец не выбрался наружу. Было еще светло, однако, когда я приблизился к дому, уже появились звезды. Физическое утомление и изнуренный дух требовали, чтобы я отложил свое предприятие до утра.
Хотя тело мое всю ночь отдыхало, мысли не давали мне покоя. Я живо представлял себе гору и все пытался сообразить, как же удалось Клитеро подняться туда. Если бы он не наведывался время от времени в обитаемые места, то давно умер бы голодной смертью. Разве что только он решил убить себя голодом, но тогда моя первоочередная задача – отговорить его от этого рокового решения. Я должен убедить его вернуться к людям, хотя сделать это будет ох как трудно. Надо возбудить в нем жажду жизни, иначе мои благие намерения не возымеют действия. Поэтому следует обязательно захватить с собой хлеба и положить перед ним. Зрелище еды, муки голода и мои неистовые просьбы могут заставить его вкусить пищу, а вот сподвигнуть его пойти куда-то на поиски еды мне вряд ли удастся.
Глава XI
Наутро я собрал небольшую суму с хлебом и мясом, перекинул через плечо топор и, не ставя никого в известность относительно моих планов, зашагал в направлении горы. С кладью в руках идти было еще труднее, но благодаря своему упорству я одолел все преграды и через несколько часов пришел к дереву, которое собирался использовать в качестве моста через пропасть. Никаких следов беглеца видно не было.
Еще раз осмотрев дерево, я убедился в правильности моих прежних расчетов и с удвоенным энтузиазмом взялся за работу. Каждый удар тысячекратно повторялся раскатистым эхом, и я даже остановился ненадолго от удивления: казалось, что стучит не один, а сразу несколько топоров, причем с обеих сторон пропасти.
Вскоре дерево упало, и упало именно так, как я предполагал. Широкие ветви покрывали и рассекали могучий поток, принуждая его искать новые русла и наращивать рокот. Пройти по стволу в вертикальном положении я не осмелился, пришлось передвигаться на четвереньках, цепляясь руками и ногами за ветви и углубления в коре, Как бы там ни было, но я добрался до противоположной скалы и принялся изучать место, где исчез Клитеро. Затаенные мои надежды воскресли, когда я увидел глубокую впадину, которую накануне не смог разглядеть издалека.
Логично было предположить, что это и есть убежище Клитеро, что по этому гроту, ведущему в неисследованные места, он приходит сюда и уходит отсюда. Я решил, не мешкая, проверить свою догадку и, обнаружив вход, бесстрашно проник в провал. У меня уже был опыт преодоления препятствий и опасностей, подобных тем, что я описывал, но в данном случае все оказалось гораздо проще. Через несколько минут я попал в своего рода каменный коридор, где над головой было небо, а по бокам тянулись нескончаемые скалы, зеркально отражавшие друг друга. Природа словно расколола здесь надвое огромный массив и открыла доступ к вершине горы. Этот проход, сформированный россыпями камней и сталагмитами, вел меня неуклонно вверх.
Всего несколько ярдов оставалось до вершины. И тут я очутился в замкнутом пространстве вроде комнаты или погреба; стены были пригодными для подъема. С радостью предвкушая конец путешествия, я решил здесь задержаться, повалился наземь, давая отдых изнуренному телу, и огляделся по сторонам, обдумывая, что делать дальше.
Первый же брошенный мною взгляд упал на того, кого я искал. В нескольких шагах от меня на ложе из мха лежал Клитеро. При моем приближении он даже не шелохнулся, хотя я несколько раз поскальзывался и спотыкался. Это навело меня на мысль, что он мертв. Однако мои опасения развеялись, когда я подошел к нему вплотную, – он просто спал глубоким сном, что после столь долгого бдения было неудивительно.
Слава богу, мне посчастливилось его найти. Теперь я убедился не только в том, что он действительно жив, но и в том, что ему удается хотя бы на время вырываться из плена отчаяния. Я не стал будить Клитеро, воспользовавшись передышкой, чтобы поразмыслить, как можно достучаться до него, как добиться, чтобы он изменил свою самооценку и не воспринимал все так мрачно и безнадежно.
Вы знаете, что у меня нет ни опыта, ни дара, которые позволили бы мне справиться с такой задачей. Я слишком слаб и безыскусен, чтобы одолеть или обуздать всесокрушающую энергию этого человека. Столь бурное, невыносимое отчаяние невозможно пробить немощным лепетом и неубедительными доводами. Как я должен говорить с ним, чтобы мои слова возымели действие? Как уничтожить глубоко укоренившиеся в нем предубеждения, если они – следствие его раннего взросления, образования, наблюдений и жизненного опыта? Как убедить его, что убийство Уайеттта в целях самозащиты – не преступление? Что даже и преднамеренное убийство такого человека – скорее благо, ибо это спасло жизни других? Что направить кинжал в грудь госпожи заставили его не корысть, не честолюбие, не месть и не злой умысел? Он желал даровать ей высшую и единственную милость, коей, по его убеждению, эта женщина заслуживала. Хотел избавить ее от ужасных терзаний, облегчить ее муки.
