Погоди! Он обмолвился, что, по слухам, пленницу отбили у индейцев. О! Кто же ее ангел-избавитель? Под чьим кровом она обрела пристанище? Теперь она оплакивает кончину своего воспитателя и друга. Кончину сестры, И меня, родного брата, тоже считает мертвым. Что же я не спешу отыскать ее? Объединить наши слезы в общем потоке, порадовать ее тем, что я жив, искупить мое невольное дезертирство, всю жизнь посвятив ее воспитанию и образованию!
Мне теперь был абсолютно ясен дальнейший путь. Никакие преграды, опасности и трудности уже не пугали меня. Я прервал свои размышления и, не простившись с человеком, от которого получил нужные сведения, даже не поблагодарив его, помчался к реке, прыгнул в воду и спустя мгновение был уже на другом берегу.
Дорогу я знал достаточно хорошо. Оставалось пройти двенадцать-пятнадцать миль. Сомнений, что мне не хватит сил, не было. Но я решил идти не к дому дяди, а к Инглфилду Инглфилд мой друг. Если сестра действительно жива и ее освободили из плена, то она должна быть там. И я смогу наконец узнать свою судьбу. По этой причине, добравшись до развилки, откуда одна дорога вела к дяде, другая – к Инглфилду, я выбрал вторую.
У поворота дороги мое внимание привлек дом, стоявший справа, на некотором отдалении. Занятый своими мыслями, я прошел бы мимо, не заметив его, но в окнах верхнего этажа горел свет. Это означало, что там еще не легли спать.
Владелец дома был мне знаком. Он пользовался в округе уважением и доверием. Вероятно, он сможет рассказать о недавних событиях. Я должен получить интересующую меня информацию и, по крайней мере, не буду мучиться от неопределенности. От двери меня отделяло несколько минут. Горевшая свеча подтверждала, что мое появление в такой час не нарушит покой хозяев.
Возле ворот начиналась дубовая аллея, которая вела к дому. Я не думал о том, какое впечатление произведет мой внешний вид. Меня всегда видели гладко причесанным, аккуратно одетым, считалось, что я спокоен и мягок в обращении. Увы, ничего этого не осталось. Голые ноги, шея, грудь были мертвенно-бледного цвета, покрыты синяками и рубцами. А еще чудовищный шрам на щеке, всклокоченные волосы, ввалившиеся глаза, горящие лихорадочным огнем от истощения, холода и всего пережитого. Вдобавок – мушкет, который я нес в руке. Да они примут меня за сумасшедшего или бандита!
Недоразумения, конечно, не избежать. И все-таки я верил, что сумею развеять их сомнения, голос и слова обнаружат мою истинную сущность и помогут исправить первое впечатление.
Парадная дверь была открыта, и я вошел. Посреди комнаты находилась жарко протопленная немецкая печь, Я бросился отогревать свои замерзшие члены и в то же время огляделся.
Две свечи горели на столе, возле них стояли бутыли с сидром и валялись курительные трубки. Судя по обстановке, тут недавно сидели мужчины. Они курили и пили, но нигде не было ни намека на какие-либо голоса, движение, тени. Я прислушался: ни сверху, ни снизу до меня не доносилось ни малейшего шороха.
Но ведь совсем недавно кто-то здесь пил, шумел, беседовал. Я ничего не мог понять – контраст был разительным. Ни одно рациональное объяснение не приходило мне в голову. Минут десять-двадцать я грелся у печки и раздумывал над странной загадкой. Затем решил осмотреть дом, Я не знал, кого могу встретить, поэтому из предосторожности не выпускал из рук ружья. Взяв со стола свечу, я осмотрел комнаты первого этажа и кухню. Людей нигде не было, но стулья и столы стояли на своих местах, и ничто не говорило ни о каком нападении или разбое.
Прежде чем подняться наверх, я несколько раз постучал и не получил никакого ответа. Но в одной из комнат горел свет. Зная планировку подобных домов, я сообразил, что освещено не хозяйское жилье, а помещение для гостей. Там, несомненно, кто-то есть, и этот «кто-то» все мне расскажет. Я слишком мучился сомнениями, чтобы медлить и откладывать. Поэтому стал торопливо подниматься наверх.
Постучав поочередно во все двери, увы, безрезультатно, я попытался открыть хоть одну, но они были заперты, а когда подошел к комнате, где горел свет, на мой стук тоже никто не откликнулся.
Нехорошо входить без приглашения, но только так я мог узнать, есть ли кто дома, и потому, преодолевая смущение, вошел. Здесь тоже никого не оказалось, однако все свидетельствовало о недавнем присутствии людей. На обеденном столе стоял походный секретер с перьями и чернильницей. Перед ним стул, справа свеча. Столь изысканный секретер – большая роскошь в наших краях. Видимо, эту комнату занял какой-то приезжий, а остальная часть дома пустовала. И, судя по всему, это был не рядовой путешественник и не обычный, часто наведывающийся гость.
Вероятно, он где-то поблизости. Мне стало не по себе оттого, что я вторгся, да еще в таком виде, в его «святая святых» – туда, где он работает и отдыхает. Не лучше ли продолжить путь или, по крайней мере, подождать внизу, в общей гостиной? Так даже разумнее, потому что неизвестно, когда он вернется, да и вряд ли этот незнакомец сможет сообщить мне нужные сведения.
Рядом с письменными принадлежностями на столе были какие-то документы, и я не устоял перед преступным любопытством заглянуть в них. Сверху лежали чистые листы. Но возле секретера, напротив свечи, я заметил нечто, приковавшее мое внимание. Поддавшись мгновенному импульсу, я рванулся к столу, схватил бумаги… Когда-то я уже держал их в руках, не раз в прошлом впивался глазами в знакомый почерк. Нет, нет, чувства не обманывали меня!
Думаю, такое состояние смешанного восторга и страха испытывали в жизни немногие. Никакое чудо поэзии, никакое сказочное волшебство не сравнится с этим! То, что предстало передо мной, было невероятно как преображение в иной облик, преодоление рубежей пространства и времени, нарушение всех законов обыденной разумной жизни.
Недавно меня повергла в непомерное горе и недоумение утрата писем Вашего брата. Их исчезновение казалось мне необъяснимым. И вот они найдены – в таком неожиданном месте, где я никак не рассчитывал их найти. Несомненно, это те самые письма. Конверты, сургуч, бечева, которой они были перевязаны, – все выглядело целым.
Какие магические силы перенесли их из моего кабинета в этот дом, где я так редко бывал, куда вообще не заглядывал в течение последнего года, поскольку близких отношений с здешними обитателями не поддерживал, и они не имели представления о моих занятиях и развлечениях, радостях и печалях? Гадать об этом было совершенно бесполезно. Да и не хозяева дома завладели письмами. Мое пропавшее сокровище оказалось у незнакомца, который похитил письма или стал их обладателем вследствие непостижимых обстоятельств.
И этот человек где-то рядом. Он покинул дом совсем ненадолго. Скоро он вернется, и если я уйду, то, возможно, никогда его не увижу. Нет, нужно побеседовать с ним, Письма целы, они опять у меня, и больше я с ними не расстанусь. Но мне мучительно хотелось узнать, чьим проискам я обязан тем, что долгое время был лишен их. Я сел за стол с твердым намерением дождаться незнакомца, ибо меня не покидало ощущение, что от разговора с ним зависит моя судьба.
Я усматривал некую взаимосвязь между историей с письмами и трагедией, постигшей тех, кто был мне так дорог. За пропажей писем последовала череда ужасных несчастий, но если бы их не похитили, они бы не уцелели, разделив участь дома, мебели и прочей утвари. Дикари привыкли доводить свои черные дела до конца и дома, на которые нападают, как правило, стараются стереть с лица земли. Не только из мести или жестокости, но и из предосторожности. Когда следы ограбления и убийства уничтожены огнем, никто не докажет, что пожар устроен умышленно, – ведь он мог произойти и случайно.
