При всем том эти меры нисколько не успокоили запорожское войско: казаки решили так или иначе покинуть Новую Сечь и вернуться на старую Чертомлыкскую Сечь: «Нынешняя их Сечь ниже Казикермана в семи милех имеет свое положение, над речкою Конскою, в урочище Олешках, по ею сторону Днепра; а в ней Ныне куреней 38, а людей всегда в оной может быть с полторы тысячи; а другие запорожцы кочуют куренями по рекам Богу, по Великому Ингулу, по Исуни, по Ингулцу, по Саксагани, по Базавлуку, по Малой и Великой Камянках и по Суре, которые реки суть по ту сторону Днепра; а по ею сторону по рекам же Протовчи, по Самаре и по самом Днепр по обоим оного сторонам, взявши от границы по самое устье Днепра и Богу (Бугу); а по оным всем кочевьям и по других малых речках может их, запорожцов, считаться многия тысячи людей, толко о подлинном оных числе знать невозможно»
[878].
Эту-то Сечь запорожцы и решили покинуть. Каким образом все это дело произошло, о том сохранившиеся данные передают так. Мая 23-го дня, в четверг, у запорожских казаков в Новой Сечи, в Олешках, была рада, и на той раде выбран был кошевым атаманом Константин Гордиенко. На следующий день, в пятницу, с верховьев Днепра от того места, где была Старая Сечь, от устья речки Чортомлыка, пришли водой 40 малых судов и остановились против Новой Сечи. Прибывшие в судах казаки, выйдя на берег реки, внезапно оковали кандалами нового кошевого Гордиенка и войскового судью за то, что они не хотели отдать им войсковые клейноды; оковав кошевого и судью, казаки вошли в сечевую церковь и забрали там церковную утварь, а также бубны, хоругви и булаву. После того казаки разбили все армянские и греческие лавки, разграбили найденные в них товары, распили все шинковые напитки, а самих торговцев заставили бежать из Сечи в Крым. Разгромив таким образом торговцев и купцов, запорожцы стали брать у богатых казаков конские табуны и другие стада: так, у одного казака Шишацкого, которого в то время не было в Сечи, захватили около 500 голов лошадей. Забрав все добро и соединившись с казаками Новой Сечи, приезжие запорожцы перевезлись под Кызыкерменем через Днепр и двинулись вверх к месту Старой Сечи. Для тех же казаков, которые жили ниже Новой Сечи, прибывшие запорожцы послали тридцать судов с несколькими товарищами и приглашали всех поспешить в Старую Сечь. Велено было, как только «низовые казаки» придут на перевоз и сядут на суда, немедленно разобрать все строения в Новой Сечи, все оставшееся предать огню, а людям идти на старую Сечь. Мая 27-го дня Новая Сечь была уже пуста, а сами казаки, даже те, которые жили по Днепру, по байракам и по лесам в особых пасеках и куренях, вышли в Старую Сечь
[879].
Гетман Даниил Апостол узнал о переходе запорожских казаков на Чортомлык июня 1-го дня в бытность в Москве. Ему донесли, что о возвращении запорожского войска на прежние места особенно хлопотал самарский полковник Иван Петров, который имел намерение идти со своими казаками в Новую Сечь, забрать там клейноды и запасы и «заручить всех сечевых казаков перейти на Старую Сечь». Узнав о таком деле, гетман Апостол немедленно послал малороссийской генеральной старшине приказ отправить увещание запорожцам не слушаться никаких советов самарского полковника, оставить всякое намерение о переходе на Старую Сечь и сидеть мирно и тихо в Новой Сечи до дальнейшего и удобного случая, чтобы не лишиться милости и протекции императорского величества и не погубить своих товарищей, находившихся в походе с кошевым атаманом Иваном Малашевичем. Такое же предписание сидеть «спокойно и нерушно» на самарских местах послал гетман и полковнику Петрову с его товариством
[880].
Тем временем запорожцы, придя в Старую Сечь, выбрали кошевым атаманом Ивана Петровича Гусака, заняли некоторые места по Самаре-реке, написали просительный лист на имя императора Петра II и отправили его в Петербург. «Склонивши сердец своих нарушенный мысли к благому обращению и повернувши мизерные главы свои до стопы ног вашего императорского величества, отлагаемся от басурманской державы. Осмотрелись мы, что вере святой православной, церкви восточной и вашему императорскому величеству достойно и праведно надлежит нам служить, а не под басурманом магометански погибать. Отвори сердца своего источник к Нам, своим чадам, разреши ласково преступления нашего грех и нареки нас по-прежнему сынами жребия твоего императорского. Еще же просим: подайте нам войсковое от рук своих подкрепление, дабы не попали мы в расхищение неверным варварам, ибо не знаем, зачем орды от всех своих сторон подвинулись: для того ли, что мы уже от них отступили со своими клейнотами 24 мая и пребываем уже в старой Сечи, или же они это делают по своим замешательствам»
[881].
Когда весть об оставлении запорожцами Новой Сечи и о прибытии их на место Старой дошла в Петербург, то дело об этом июня 5-го дня внесено было в Верховный тайный совет. В Верховном совете по этому поводу было определено: во-первых, присланных от запорожского полковника Ивана Петрова в город Глухов четырех казаков вернуть из Глухова назад с таким же словесным приказом как Петрову, так и всему товариству в Сечи, с каким и раньше велено было отправить посланцев сечевых, прибавив к прежней мемории, что если запорожцы покинут турецкую сторону, то они отнюдь не будут впущены в российские рубежи. Во-вторых: хотя генерал-фельдмаршал князь Голицын и гетман Даниил Апостол и имеют императорские указы о недопущении запорожцев в Российскую державу, но в подтверждение того послать к ним новый указ, чтобы князь и гетман ко всем командующим над войсками генералам, ко всем губернаторам порубежных городов, ко всем воеводам и малороссийским полковникам писали и «накрепко» подтвердили ни в коем случае запорожцев не принимать. «И ежели они в которое место хотя (желая) под протекцию его императорского величества придут, с многолюдством и с ружьем, таких отнюдь не принимать и в границы российские не впускать ни под каким видом и никакой им протекции и защищения нигде не давать и от границ отбивать их оружием, а под рукою словесно им приказом отзываться и обнадеживать их секретно, что при способном времяни приняты они, запорожцы, будуть, и сие им, фельдмаршалу и гетману, объявить запорожцам при случае тайно чрез верных людей, а от других содержать в вышнем секрете». В-третьих, тех запорожцев, которые станут приходить на житье в Малую Россию с повинною и небольшими партиями, тех пропускать по прежним указам; только дать приказ офицерам, стоящим на посту, наблюдать за тем, чтобы запорожцы в один раз проходили действительно по небольшому числу
[882].
После решения Верховного тайного совета последовала июня 11-го числа высочайшая грамота на имя генерал-фельдмаршала князя Михаила Михайловича Голицына с приказанием «запорожцев многолюдством и с ружьем отнюдь не принимать, в границы России ни под каким видом не впускать, никакой протекции и защищения нигде им не давать и от границ оружием отбивать». Послано было также предписание киевскому вице-губернатору, генерал-майору Штоку, с запорожцами поступать так, как в высочайшей грамоте повелено
[883].
