Когда я попадаю в Мошны, Деренковец или Городище, то линия фронта уже проходит практически по окраинам этих деревень. И если последних двух это пока не касается, то тут вопрос лишь нескольких дней.
На 25 января фронт бригады «Валлония» растянут на 28–29 километров, и это притом, что число боеспособных солдат уменьшается с каждым днем. Но то же самое относится и к другим частям. 2-я рота, насчитывающая едва 80 человек, оставляет свои позиции в Староселье, чтобы сменить в Лозовке батальон «Нарва», от которого осталось всего 130 человек, хотя их должно быть не меньше 800! Мотоциклетный взвод, усиленный кое-каким тяжелым вооружением, занимает позиции в Скитах. Повсюду необходимо удерживать наиболее важные участки, даже если бойцов становится все меньше и меньше! Каждый раз, когда патрули отправляются прощупать русскую оборону, они обнаруживают, что с каждым днем сил противника становится все больше, и это определенно свидетельствует об их наступательных намерениях. Ни одного дня, ни одной ночи не проходит без боев то в одном, то в другом секторе, а иногда одновременно сразу в нескольких. О чем свидетельствует зарево во всех сторонах горизонта. Не успевает догореть одна группа домов в деревне, как новое пожарище окрашивает небо красным в другой ее части. Лозовок, который пришлось оставить перед лицом превосходящих сил противника, должен быть возвращен любой ценой! С беспримерным мужеством и несмотря на потери, 2-я рота добилась частичного успеха, но какой ценой! С огромными усилиями фронт в этом месте временно стабилизирован. Теперь очередь наших защитников в селе Мошны, взвода Вернье из 1-й роты, встретить яростный натиск наступающих на них орд, начавшийся 3 февраля в 20:00. Flak – зенитная установка калибра 20 миллиметров – нацелена так, чтобы бить по русской пехоте прямой наводкой, тогда как более уязвимые полевые орудия оттянуты назад, чтобы занять позиции чуть дальше, за дорогой. Вся эта совместная огневая мощь принимается сокрушать боевой дух атакующих, и уцелевшие отступают в поля на восток. В 50 метрах от полевых орудий земля завалена трупами русских! В 21:00, всего через час после начала атаки на Мошны, взвод Вернье из 1-й роты окружен на окраине правой части деревни. Тем не менее к 22:00 наша артиллерия смогла разорвать кольцо вокруг этого взвода.
По телефону поступает приказ командира Липперта: любой ценой удерживать позиции до отхода 4-й роты. В 23:00 с невероятными усилиями начинается отвод артиллерии, и в 3:00 она, со всем своим снаряжением, но с серьезно поврежденным транспортом, прибывает в Байбузы. Тем не менее так оно будет почти каждый день, поскольку на бригаду «Валлония» возложена ответственная миссия – выполнять роль арьергарда. Спасение оказавшихся в окружении примерно 50 тысяч человек в значительной степени зависит от ее успеха. Серьезная ответственность, опасная привилегия, но наши немецкие товарищи, в частности Верховное командование, знают, что могут рассчитывать на нас. И сами «валлоны» понимают, что могут положиться на своих немецких камрадов в том, что те пробьют коридор к свободе, да и во всем остальном тоже.
Днем, после того как 4-я рота оказалась разрезана надвое яростной атакой русских, ей пришлось отступить. Одна ее часть отошла к Байбузам, другая к селу Мошны. В процессе отступления основная линия обороны была восстановлена – на текущий момент по реке Фоса, – и основное направление удара сместилось к Староселью; Лозовок и Мошны оставлены.
В ночь с 3 на 4 февраля мы эвакуируем Белозерье. Этим утром мой мотоцикл испустил дух, и теперь я пехотинец! Нам с Дрионом выпало грузить ящики из штаб-квартиры и прочие вещи на подводы; я снова попадаю в ситуацию, которую испытал во время выдвижения на фронт в 1942 году, но теперь при худшей погоде. Сегодня у нас еще один враг, погода, непредсказуемая и действительно отвратительная. Порой температура скачет то вверх, то вниз, пересекая точку замерзания по нескольку раз на дню, но падает не настолько низко, чтобы земля быстро замерзла и сохранялась в таком состоянии достаточно долго. Хотя «достаточно долго» означает для нас страдания от холода, притом что дороги остаются плохими и сильно усложняют нам жизнь.
Мы не единственные на дороге, ведущей через лес к Драбовке. Разношерстое скопление техники движется впереди и позади нас. Много тяжелой техники, грузовиков, артиллерии и повозок вроде нашей! Мы барахтаемся в грязи, лошади поскальзываются и падают на неровной дороге. Грузовики и повозки вязнут, потому что порой пытаются, съехав с проселка, обогнать друг друга и попытать удачу в вязкой грязи, глубина которой никому не известна. И тогда нам в очередной раз приходится, работая сообща и напрягая последние силы, использовать всю нашу смекалку, дабы выбраться из этой паршивой ситуации. Местами требуется два-три часа, чтобы преодолеть всего один-единственный километр. Иногда грузовики или гусеничная техника вытаскивают повозки из грязи, но порой, особенно в ночную темень, нам приходится распрягать лошадей из нескольких повозок и буксировать с их помощью машины, чтобы они смогли выбраться на твердую почву. Не менее двух-трех раз мы видим, как несколько лошадей с усилием вытягивают из канавы машину, которую мы, все в поту и по колено в грязи, сперва разгружаем, складывая тяжеленные ящики с боеприпасами и артиллерийским снаряжением на другой стороне дороги.
Лесное эхо разносит крики и ругательства на немецком, французском и даже русском языках, потому что мы думаем, будто бедные животные лучше понимают свой «родной язык», – «Но! Ну! Давай! Verflucht Sakrament!». И это я еще многое не привел, особенно ругань, звучащую, когда рвутся поводья. Лошади, как и мы, тоже скользят, они так же возбуждены и бьют копытами во все стороны, поэтому уклониться от удара порой очень даже непросто. Они запутываются в поводьях и постромках, и приходится с немалыми усилиями распутывать упряжь. После нескольких отклонений от курса и неконтролируемых сползаний в сторону машина снова на нормальной дороге. После чего в непроглядной тьме ночного леса мы должны распрячь лошадей, чтобы снова впрячь их в повозки. Такого рода представления происходят всю ночь, потому что идущие впереди и позади нас машины, хоть и могли бы оказать помощь, не в состоянии этого сделать, потому что остальная техника не позволяет им продвинуться ни вперед, ни назад. Не говоря уж о том, что такое непрестанное напряжение истощает даже самых выносливых. И в то же время даже слабейшим или наиболее уставшим приходится выносить такое положение дел и смиряться с другими напастями – каждый день, каждую ночь, вплоть до окончательного исхода, кое для кого фатального – ради спасения остальных!
Час за часом, день за днем, даже вопреки своему нежеланию, делать то, что должно быть сделано, хоть это тяжело и погода хуже некуда. И продолжать в том же духе, хотя никто не рвется поприветствовать вас; без аплодисментов, без обещаний хоть какой-либо компенсации, а просто потому, что необходимо делать то, что вы считаете своей обязанностью! И единственным удовлетворением от участия в этом неблагодарном деле нам служит сознание того, что мы используем свои лучшие способности и находимся каждый на своем месте. Именно в этом каждый из нас находит мужество. И никто на свете ни за что не сможет отнять у нас ту беспримерную, равную победе славу, которую мы заслужили в тяжелейших страданиях. Исходя из этого, все, за редким исключением, «бургундцы» заслужили лавровые венки победителей, о которых они никогда не просили и на которые не предъявляли прав! Тем не менее я всегда буду помнить это, и если в жизни никогда ничего не дается даром, то, с другой стороны, в ней нет и ничего невозможного!
