Фосетт свернул на изящную улицу в районе Барлингтон-гарденз, вдалеке от публичных домов и фабрик ваксы. На углу виднелся красивый каменный дом с портиком. Это и был дом № 1 по Сэвил-роу. Фосетт разглядел крупную надпись: «Королевское географическое общество».
Входя в этот трехэтажный дом (общество еще не переселилось поближе к Гайд-парку), он понимал, что вступает в своего рода заколдованное царство. Над парадной дверью имелось окно в форме фонаря-полушария; на каждом его стекле были изображены параллели и меридианы. Должно быть, Фосетт прошел мимо кабинета старшего клерка и его двух помощников и мимо лестницы, ведущей в зал заседаний, прежде чем очутился в помещении со стеклянной крышей. Проникавшие сюда пыльные лучи солнечного света освещали глобусы и таблицы. Это была картографическая, и в ее дальнем конце, на возвышении, обычно восседал человек, которого и искал сейчас Фосетт: Эдвард Эйрст Ривз.
Ему было под сорок
{13}, он начинал лысеть, и у него был крючковатый нос и аккуратно подстриженные усы. Ривз был не только куратором отдела картографии, но и главным инструктором по геодезии и топографии – и главным человеком, отвечавшим за то, чтобы сделать из Фосетта джентльмена-исследователя. Превосходный чертежник, Ривз начал работать в обществе в 1878 году, когда ему было шестнадцать, в качестве помощника предыдущего куратора, и он, видимо, никогда не забывал того ощущения благоговейного ужаса, которое охватывало новичков, впервые оказывавшихся в здании общества. «Я отлично все это помню, – пишет он в своей автобиографии, озаглавленной „Воспоминания картографа“. – С какой гордостью и вместе с тем с каким страхом и трепетом я впервые проник в это чудесное место, о котором я читал в книгах и из которого путешественники отправлялись во все концы света, а потом возвращались, чтобы поведать о своих удивительных открытиях и героических приключениях». Ривз отличался от большинства воинственных и одержимых членов общества: он вел себя мягко и дружелюбно. «Это был прирожденный учитель, – замечает о нем один из коллег. – Он точно знал, как выразить ту или иную мысль так, чтобы ее мог уловить даже самый бестолковый ученик».
Наконец Фосетт и Ривз поднялись на третий этаж, где проводились занятия. Фрэнсис Гальтон сулил каждому новобранцу скорое вступление в «общество людей, чьи имена он давно знал и кому он поклонялся как своим героям». Примерно в то же время, что и Фосетт, курс геодезии и картографии слушал Чарльз Линдси Темпл, развлекавший коллег рассказами о годах, проведенных в Бразилии в качестве колониального чиновника; лейтенант Т. Данрейтер, помешанный на коллекционировании редких бабочек и прочих насекомых; а также Артур Эдвард Сеймур Лаутон, позже, в 1913 году, застреленный мексиканскими бандитами, – ему было тогда тридцать восемь лет.
Ривз перешел к делу. Если Фосетт и другие студенты последуют его инструкциям, они могут составить новое поколение великих первооткрывателей. Ривз научит их тому, чего на протяжении почти всей истории человечества не умели делать картографы: определению своего местоположения, где бы они ни находились. «Если вы завяжете человеку глаза и доставите его в любую точку земной поверхности, скажем куда-нибудь в глубину Африки, и затем снимете с него повязку, он [при должной подготовке] быстро покажет вам на карте то самое место, где он находится», – заявлял Ривз. Более того, если Фосетт и его коллеги отважатся взойти на самые большие вершины и проникнуть в самые густые леса, они смогут нанести на карту те царства, что еще остаются в нашем мире неоткрытыми.
Ривз показал им несколько странных предметов. Один напоминал телескоп на металлическом колесе, с многочисленными винтами и отсеками. Ривз пояснил, что это теодолит, позволяющий определять угол, характеризующий положение небесных тел относительно горизонта. Он продемонстрировал им и другие инструменты: искусственные горизонты
[16], анероиды и секстанты – и затем вывел Фосетта и остальных на крышу здания, чтобы испытать эти приборы. Туман часто мешал наблюдать солнце или звезды, но сейчас видимость была неплохая. Широту, объяснял Ривз, можно вычислить, измеряя угол, отвечающий высоте полуденного солнца над горизонтом, или относительную высоту, на которой находится Полярная звезда. Каждый из студентов попробовал определить свое местоположение с помощью этих устройств, – необычайно трудная задача для начинающего. Когда пришла очередь Фосетта, наставник смотрел на его действия с восхищением. «Он невероятно быстро схватывал все новое, – позже вспоминал Ривз. – И хотя он никогда прежде не пользовался секстантом и искусственным горизонтом для наблюдения звезд, я помню, как в первый же вечер он спроецировал положение звезд на искусственный горизонт и мгновенно, без всяких затруднений определил точную высоту. Всякий, кто пытался это проделать, знает, что обычно это удается только после долгих упражнений».
Фосетта учили не только проводить геодезическую и картографическую съемку, но и по-настоящему видеть – записывать и классифицировать все, что его окружает, используя умение, которое греки называли аутопсисом. Подспорьем для студентов служили главным образом два руководства
{14}. Первое – «Искусство путешествовать», написанное Фрэнсисом Гальтоном для широкой публики. Второе – «Советы путешественникам», изданные под редакцией Гальтона и ставшие своего рода неофициальной библией общества. (Фосетт захватил экземпляр даже в свою последнюю экспедицию.) В издании 1893 года утверждалось: «Если путешественник не ведет наблюдений, это большая потеря как для него, так и для всех остальных». И далее: «Помните, что первейшие и наилучшие инструменты – собственные глаза путешественника. Пользуйтесь ими постоянно и фиксируйте ваши наблюдения прямо на месте, имея с собой для этой цели записную книжку с нумерованными страницами и карту… Отмечайте, если они вам попадутся, все значимые находки; реки и ручьи, их полноводность и цвет; горные хребты, их характер, видимое строение, обледенение; цвет и формы ландшафта, преобладающее направление ветра, климат… Короче говоря, описывайте для себя все, что видите в тот или иной момент». (Необходимость документировать любое наблюдение была так укоренена в путешественниках того времени, что Роберт Фолкон Скотт во время своей гонки к Южному полюсу продолжал вести заметки, даже когда он и все члены его экспедиции уже умирали. Среди последних слов, нацарапанных в его дневнике, есть и такие: «Если бы мы выжили, я бы должен был сам рассказать целую повесть о выносливости, упорстве и храбрости моих спутников, и эта повесть потрясла бы сердце любого англичанина. Теперь эту повесть должны рассказать мои неуклюжие записи и наши трупы».)
Чтобы отточить наблюдательность будущих путешественников, в руководствах, как и на семинарах, проводимых обществом, излагались основы ботаники, геологии и метеорологии. Кроме того, студентам преподавались начала зарождающейся дисциплины – антропологии, которую часто называли «наукой о дикарях». Несмотря на контакты викторианцев с ошеломляющим количеством иных культур, в этой сфере по-прежнему действовали почти исключительно дилетанты и несведущие энтузиасты. (В 1896 году в Великобритании был лишь один университетский профессор антропологии.) Фосетта учили видеть контуры материков; теперь его таким же образом обучали, как наблюдать иных – тех, кого «Советы путешественникам» именовали «дикарями, варварами, или слаборазвитыми народами». Учебник предостерегал студентов против «предрассудков, которыми полон ваш европейский образ мысли», хотя и отмечал, что «установлено, что некоторые народы уступают другим по объему и сложности мозга, и в этом отношении австралийцы и африканцы находятся ниже европейцев».
