Казалось, даже в беспредельной Амазонии трудновато уместиться всем этим тщеславным и амбициозным исследователям. Нередко они хищно следили друг за другом, ревностно охраняя тайну своих маршрутов, поскольку опасались, что открытие могут выхватить у них из-под носа. Они даже занимались своего рода разведкой, пытаясь узнать подробности о действиях соперников. «Прислушивайтесь к любым сведениям о передвижениях Лэндора», – рекомендовало КГО Фосетту в одном послании 1911 года. Фосетта незачем было предупреждать: у него уже развилась мания преследования, как у шпиона.
При этом путешественники постоянно были готовы бросить тень на достижения конкурентов, а то и опорочить их репутацию. После того как Рузвельт и Рондон объявили, что впервые открыли почти тысячемильную реку, названную в честь президента Риу-Рузвельт, Лэндор заявил репортерам: невероятно, чтобы такой приток вообще существовал. Ославив Рузвельта как «шарлатана», он обвинил бывшего президента в плагиате: мол, его рассказы о некоторых событиях украдены из описания путешествия Лэндора. «Я вижу, что он даже страдал теми же болезнями, что и я, а что еще удивительнее, они поразили ту же ногу, что и у меня. Такое частенько случается с великими исследователями, внимательно прочитавшими книги некоторых скромных путешественников, проделавших этот путь до них». Рузвельт тут же дал сдачи, объявив, что Лэндор – «совершеннейший мошенник, на которого не следует обращать внимание». (Мошенником Лэндора окрестили не впервые: после его восхождения на один из гималайских пиков Дуглас Фрешфилд, один из наиболее выдающихся альпинистов своего времени и в будущем – председатель КГО, заметил, что «ни один скалолаз не поверит в те чудеса скорости и выносливости, которые приписывает себе м-р Лэндор» и что эта «сенсационная сказочка» бросает тень на «доверие, которым пользуются на родине и на континенте английские путешественники, критики и научные общества».) Доктор Райс, со своей стороны, поначалу счел доклад Рузвельта «неудобопонятным»; однако после того, как Рузвельт посвятил его в подробности, он принес бывшему президенту свои извинения. Хотя Фосетт никогда не ставил открытие Рузвельта под сомнение, он уничижительно прохаживался насчет его экспедиции, говоря о ней как о неплохом путешествии «для пожилого человека».
«Я не собираюсь осуждать работу других исследователей Южной Америки, – писал Фосетт, адресуясь к КГО, – но лишь хочу подчеркнуть колоссальное различие между речными плаваниями, с их свободой от великой продовольственной проблемы, – и пешими лесными походами, когда приходится волей-неволей приноравливаться к обстоятельствам и по доброй воле проникать в индейские святилища». Лэндор также не произвел впечатления на Фосетта: он считал его «жуликом, с самого начала». Фосетт сообщил Келти, что у него нет ни малейшего желания «входить в так называемое братство путешественников наряду с лэндорами, рузвельтами и прочими дикарями».
Фосетт нередко выражал восхищение Рондоном, но в конце концов стал с подозрением относиться и к нему. Фосетт заявлял, что Рондон пожертвовал слишком многими жизнями, путешествуя большими отрядами. (В 1900 году Рондон взял в экспедицию восемьдесят одного человека, а вернулся всего лишь с тридцатью: остальные либо умерли, либо были отправлены в больницу, либо дезертировали.) Рондон, гордый, глубоко патриотичный человек, не понимал, почему Фосетт (извещавший КГО, что предпочитает видеть в своем отряде английских «джентльменов, поскольку у них больше выносливости, энтузиазма и жажды приключений») постоянно отказывается брать в свои экспедиции бразильских солдат. Один из коллег Рондона заметил, что полковнику противна была «сама мысль о том, что иностранец отправится вместе с ним делать то, чем, по его словам, бразильцы могли бы заняться и самостоятельно».
Несмотря на иммунитет Фосетта по отношению к самым суровым условиям жизни в джунглях, он был сверхчувствителен по отношению к малейшей личной критике. Чиновник из КГО замечал Фосетту: «Мне кажется, вы слишком уж беспокоитесь о том, что о вас говорят люди. На вашем месте я бы не стал об этом волноваться. Что может быть успешнее успеха?»
Тем не менее, по кусочкам собирая доказательства существования затерянной в Амазонии цивилизации, Фосетт беспокоился, что кто-нибудь вроде доктора Райса может напасть на тот же след. Когда Фосетт намекнул КГО о новом направлении своих антропологических изысканий, Келти в ответ написал ему, что доктор Райс «явно намерен снова выступить в поход» и, возможно, «полон решимости взяться за ту задачу, о которой вы упомянули».
В 1911 году когорта исследователей Южной Америки, как и весь остальной мир, была поражена известием о том, что Хайрам Бингем, давний спутник доктора Райса в его странствиях, с помощью проводника-перуанца обнаружил руины Мачу-Пикчу – города инков, располагавшегося в Андах, на уровне почти восьми тысяч футов над уровнем моря. Бингем не открыл неведомую цивилизацию – империя инков и ее впечатляющая архитектура были хорошо известны по документам, – однако он помог пролить яркий свет на этот древний мир, сделав это весьма примечательным образом. Журнал «Нэшнл джиографик», посвятивший целый номер находке Бингема, отмечал, что каменные храмы Мачу-Пикчу, его дворцы и фонтаны – вероятно, обиталище инкской знати пятнадцатого века – могут «оказаться самой значительной группой руин, обнаруженных в Южной Америке». Путешественник Хью Томпсон позже назвал их «эмблемой археологии двадцатого столетия». Бингема катапультировало в стратосферу славы; его даже избрали в сенат США.
Это открытие воспламенило воображение Фосетта. К тому же оно явно уязвило его самолюбие. Но Фосетт был убежден, что доказательства, которые он успел собрать, возможно, свидетельствуют о чем-то куда более значительном: о том, что останки неизвестной внешнему миру цивилизации существуют в сердце Амазонии, там, где конкистадоры столетиями искали древнее царство – место, которое они называли Эльдорадо.
Глава 15
Эльдорадо
Его хроники были погребены в пыльных подвалах старых церквей и библиотек, разбросаны по всему миру. Фосетт, сменив свое облачение путешественника на более цивильный костюм, повсюду разыскивал манускрипты с описаниями первых походов конкистадоров в Амазонию. Эти документы часто пребывали в небрежении и забвении: некоторые, опасался Фосетт, могли быть полностью утрачены, и когда он обнаруживал нужную бумагу, то переписывал важнейшие фрагменты в свои записные книжки. Этот процесс отнимал много времени, зато постепенно он начал по кусочкам воссоздавать легенду об Эльдорадо.
«Великий властитель… расхаживает, весь покрытый золотой пылью, мелкой, точно соль. Он полагает, что было бы не столь красиво, носи он иное украшение. Было бы грубо и обыкновенно цеплять на себя богатые доспехи или же чеканное золото, как делают другие богатые владыки, когда они того желают. Покрыть себя золотой пудрой – это нечто новое, необычное, неслыханное, да и более дорогостоящее, ибо он каждый вечер смывает то, что наносит на себя утром, так что оно пропадает, и это он проделывает каждый день в году».
Так, по словам Гонсало Фернандеса де Овьедо
{35}, летописца XVI столетия, началась история Эльдорадо. Само это название означает «позолоченный человек». Индейцы поведали испанцам об этом правителе и его великолепной стране, и на все царство оказалось перенесено прозвище его владыки. Другой хронист сообщал, что этот король покрыл себя толстым слоем золота и стал плавать по озеру, «блистая, точно луч Солнца», в то время как его подданные делали «приношения из золотых украшений, прекрасных изумрудов и иных украшений своих». А еще, как будто этих рассказов было недостаточно для того, чтобы заставить сильнее биться алчные сердца конкистадоров, многие верили, что королевство изобилует огромными рощами коричных деревьев – дающих пряности, которые в те времена ценились почти наравне с золотом.
