Большинство жителей Европы были охвачены таким же порывом. Конан Дойл, писавший пропагандистские воззвания, где война изображалась чем-то вроде рыцарского турнира, восклицал: «О, не страшитесь, ибо наш меч не сломается и никогда не выпадет из рук наших».
Ненадолго заехав к семье, Фосетт отправился на Западный фронт, где, как он писал Келти, ему предстоит вскоре оказаться «в самой гуще этой заварухи».
Майор Королевской полевой артиллерии, Фосетт был назначен командиром батареи, где служило более ста человек. Сесил Эрик Льюис Лайн, двадцатидвухлетний младший лейтенант, вспоминал, как исследователь Амазонки прибыл на позиции в темно-зеленой форме, с револьвером. Он был, как писал Лайн в дневнике, «одной из самых колоритных личностей, с какими я встречался в жизни», человеком «фантастического телосложения и великолепных технических способностей».
Как всегда, Фосетт вызвал в окружающих поляризующий эффект, и его люди раскололись на два лагеря: костинов и мюрреев. Костины тяготели к нему, восхищаясь его отвагой и напористостью, тогда как мюрреи презирали его раздражительность и нетерпимость. Один офицер из числа мюрреев замечал, что Фосетт «был, пожалуй, самым мерзким человеком из всех, каких я встречал на своем веку, и его неприязнь ко мне была настолько велика, что уступала лишь моей неприязни к нему». А вот Лайн был из лагеря костинов. «Мы с Фосеттом, невзирая на большую разницу в возрасте, очень сдружились», – отмечал он.
Вместе со своими солдатами Фосетт и Лайн рыли траншеи – иногда всего в нескольких сотнях ярдов от немецких позиций – в районе Плогстеерта, деревушки на западе Бельгии, близ французской границы. Однажды Фосетт заметил в деревне какую-то подозрительную фигуру в длинной шубе, во французской стальной каске на три размера меньше, чем нужно, и в пастушьем балахоне – «чудноватый наряд», по выражению Фосетта. Майор услышал, как человек гортанным голосом замечает, что этот участок будет идеален в качестве наблюдательного пункта. Фосетт поразился: по его мнению, это было «чертовски неподходящее место». Ходили слухи, что немецкие лазутчики, переодетые бельгийскими мирными жителями, проникают на британскую передовую, поэтому Фосетт, который не понаслышке знал, что такое быть тайным агентом, побежал в штаб с донесением: «В нашем секторе – шпион!»
Но еще до того, как туда была направлена группа задержания, выяснилось, что этот человек был не кто иной, как Уинстон Черчилль, добровольно вызвавшийся командовать батальоном на Западном фронте: его вынудили оставить должность первого лорда Адмиралтейства после провала операции в Галлиполи. Посетив траншеи, расположенные к югу от позиций Фосетта, Черчилль написал: «Повсюду мусор и грязь, беспорядочно разбросанные могилы вырыты прямо в оборонительных укреплениях, ноги и одежда увязают в земле, везде вода и нечистая жижа, и над всем этим в сиянии луны скользят чудовищные полчища исполинских летучих мышей, и прибавьте к этому неумолчный аккомпанемент винтовок и пулеметов да еще смертоносное жужжание и свист проносящихся над головой пуль».
Фосетт, привычный к нечеловеческим условиям жизни, отлично удерживал свои позиции, и в январе 1916 года ему присвоили звание подполковника и назначили командовать бригадой, где было более семисот бойцов. Нина постоянно уведомляла Королевское географическое общество о его деятельности. В письме от 2 марта 1916 года она сообщала: «Он прекрасно держится, несмотря на то что три месяца постоянно находится под пушечным огнем». Несколько недель спустя она извещала общество, что он командует девятью батареями, а это гораздо больше, чем обычно входило в состав бригады. «Так что вы сами можете себе представить, как тяжело он работает, – сообщала она, добавляя: – Конечно, я рада, что ему представилась возможность применить свой талант организатора и вождя, потому что все это помогает сражаться за победу». Нина была не единственным человеком, громко восхищавшимся его способностями. О Фосетте постоянно упоминали в донесениях как о несущем «отважную» и «превосходную» службу под огнем.
Даже в окопах Фосетт пытался оставаться в курсе амазонских событий. Он узнавал об экспедициях, которые возглавляли антропологи и путешественники из Америки, пока еще не включившейся в войну, и эти отчеты лишь усиливали его опасение, что кто-нибудь откроет Z раньше, чем он. В письме к своему давнему ментору Ривзу он признавался: «Если бы вы только знали, как дорого обходятся эти экспедиции, если говорить о физическом напряжении, то вы, я убежден, поняли бы, как много для меня значит та работа, которую я чувствую себя обязанным завершить».
В особенности у него были причины беспокоиться насчет доктора Райса. Фосетт был потрясен, когда КГО в 1914 году вручило доктору золотую медаль за его «выдающийся труд в верховьях Ориноко и на северных притоках Амазонки». Фосетт был глубоко уязвлен тем, что его собственные усилия не получили такого же признания. Затем, в начале 1916 года, он узнал, что Райс готовит новую экспедицию. Судя по информационному сообщению в «Джиографикэл джорнэл», «обладатель нашей медали» доктор Райс намерен был подняться по Амазонке и Риу-Негру с целью «внести дальнейший вклад в наши представления о регионе, прежде уже исследовавшемся им». Зачем доктор возвращается в тот же район? В сообщении не было почти никаких подробностей, за исключением упоминания о том, что доктор Райс строит сорокафутовое моторное судно, способное передвигаться по болотам и везти до семисот галлонов бензина. Оно наверняка стоит целое состояние, но для миллионера это пустяки.
Той же весной, во время жарких боев, Фосетт получил письмо от Королевского географического общества. В нем говорилось, что, признавая его исторические заслуги в картографировании Южной Америки, его также награждают золотой медалью (общество выпустило две золотые медали, равно почетные: Фосетту присвоили медаль Основателя, а доктору Райсу – медаль Попечителя). Это была такая же честь, как награды, присужденные исследователям ранга Ливингстона и Бёртона, – «мечта всей его жизни», как выразилась Нина. Даже предстоящая экспедиция доктора Райса и продолжающаяся война не могли притушить восторг Фосетта. Нина, заметившая Келти, что подобные случаи выпадают «лишь раз в жизни», тут же начала планировать вручение медали; оно было назначено на 22 мая. Фосетта отпустили ради этого в увольнение. «Я обладатель этой медали, и я доволен», – заявлял он.
После церемонии он поспешил обратно на фронт: из полученных им приказов явствовало, что британское командование начинает неслыханное наступление с целью положить конец войне. В начале июля 1916 года Фосетт и его бойцы заняли позиции вдоль тихой реки на севере Франции, обеспечивая прикрытие для тысяч британских солдат, вылезавших по лесенкам из грязных окопов и маршировавших на поле боя, сверкая штыками и размахивая руками, точно на параде. С высоты Фосетт, верно, видел немецких стрелков, которым по идее уже полагалось быть уничтоженными за недели артподготовки и бомбардировок. Стрелки появлялись из дыр в земле, поливая наступающих из пулеметов. Британские солдаты падали один за другим. Фосетт пытался прикрыть их огнем, но это оказалось невозможным – защитить солдат, идущих прямо на пули, восемнадцатифунтовые снаряды и огнеметные струи. Никакие силы природы, властвующие в джунглях, не помогли ему подготовиться к этой бойне, задуманной человеком. Клочки писем и фотографий, которые солдаты взяли с собой на поле боя, реяли над их трупами, точно снег. Раненые, вскрикивая, ползли в воронки. Фосетт окрестил это побоище Армагеддоном.
