– Итак, почтеннейшая публика, дамы и господа! – надрываясь, заголосил Тим. – Наше шоу подходит к своему финалу! Ради любви молодой человек расстается с самым дорогим – со своей головой! Все, что вы видели сегодня ночью, было только эффектными фокусами, но наш последний номер – это невыдуманная, реальная жизнь!
– Реальнее, чем то дерьмо, которым забиты ваши тупые головы, – мрачно добавил Том.
Глухо загремели барабаны. Люди вскакивали с мест, некоторые закрывали лица руками (но продолжали смотреть сквозь пальцы).
Рискуя попасться на глаза, я высунул голову из своего укрытия. Неужели это все? Я видел, как Спичка в ужасе закричала что-то, но ей уже отключили микрофон, и Том толстым боком оттирал ее в темноту. Публика даже не заметила этого – все взгляды были прикованы к центру сцены, где стояла колода.
– Начинаем отсчет! Пять, четыре…
Вожатые взяли за плечи четырнадцать ребят – будущих Иных, и медленно погружались вместе с ними в Сумрак.
– Три!..
Тут я наконец увидел Завулона. Он появился из глубины VIP-ложи и подошел к панорамному окну, сложив на груди руки – словно Наполеон, ожидающий депутацию москвичей с ключами. Глаза его горели холодным огнем.
– Два!..
Рядом с Завулоном толпой застыли Темные в вечерних платьях и фраках, и тут же – плечом к плечу с шефом Дневного Дозора – стоял неподвижный, бледный Скиф. Что происходит? – мелькнуло у меня. Что он там делает? От напряжения и боли стало темнеть в глазах, и я снова скатился в свое тесное укрытие.
– Один!..
Нелли не удалось… она не справилась… что же ты хотел от хрупкой девушки? У нее только пятый уровень с натяжкой…
Что ж… по крайней мере мы попытались.
– Руби!..
Восемьдесят тысяч глоток дружно выдохнули – словно приливная волна накатила на берег. Восемьдесят тысяч человек сейчас быстро трезвели, начинали понимать, что на сцене происходит что-то вовсе не шуточное. В горячечном бреду мне грезилось – я вижу, как взлетел и опустился тесак палача, как фонтаном брызнула кровь несчастного парня…
А потом я услышал хриплый незнакомый голос:
– Нет.
И снова ахнули десятки тысяч глоток: волна откатилась обратно в море, оставляя на берегу испуганных, дрожащих от холода и страха людей.
У нас получилось. Еще не знаю как – но получилось…
Силы совершенно покинули меня – я погрузился в ватное полузабытье, куда долетали лишь отголоски взволнованных восклицаний да всхлипы женщин. Зрение подводило меня… мне казалось, я вижу в непроглядной тьме знакомые светлые волосы и плывущую в Сумраке ауру Нелли, я протягивал к ней руки и пытался докричаться до нее своим сиплым шепотом – но только глубже погружался в бездонную ледяную пучину, где боль и тревога наконец оставили меня.
Скиф был свидетелем того, что произошло потом. Он и рассказал мне все – позже, в больнице.
Когда палач отбросил в сторону нож, взял у ведущего микрофон и отказался рубить панку голову, все до единого гости в VIP-ложе «Лужников» разом загомонили, пытаясь перекричать друг друга, – но Завулон лишь сухо щелкнул пальцами, и в ложе воцарилась тишина.
Тишина установилась и над всем стадионом.
Палач стянул с лица средневековую маску и обвел трибуны взглядом своих странных рыбьих глаз.
– Нет, – повторил он, и теперь голос его звучал глубоко и спокойно, – я не убью этого человека, как бы ни был он жалок и отвратителен. Пусть даже он сам просит об этом. Никто из нас не вправе отнимать жизнь у невиновного.
– Кто, – прошептал Завулон, – кто нашел этого идиота?
Гантрам поднял перед собой трясущиеся руки, закрываясь от его взгляда:
– Я вас уверяю… это серийный убийца… ему обещаны огромные деньги! Все отрепетировано много раз…
Скиф, который уже все понял, незаметно отступал в толпу, пряча улыбку. Он был единственным в этой сцене, кто смог связать похищение Перста Энлиля прошлой зимой и внезапное моральное перерождение серийного убийцы в критический момент.
– Вспомните, что вы люди, а не ведьмы и упыри, – проговорила Нелли в теле палача, высоко поднимая голову, – этот человек один из вас. Он полюбил, и любовь еще может принести ему счастье, которого он не знал никогда. Любовь не должна нести гибель, иначе это не любовь. Пусть же он идет своей дорогой, а я пойду своей!
Мужчина повернулся, больше не обращая внимания на рыдающего на колоде парнишку, и размеренным шагом удалился со стадиона прочь. Никто не попытался его задержать.
Тим и Том переглянулись в недоумении. Этого не было в сценарии, и клоуны-ведущие замешкались, не зная, что делать дальше. Они были Темными магами невысокого ранга – и не решались предпринять что-либо без команды.
Тем временем шелест на трибунах нарастал и скоро превратился в недовольный, недоуменный гомон многих тысяч голосов. Где-то плакала испуганная девушка. Разочарованные зрители собирали свои вещи, отыскивая взглядом выходы из секторов.
Тогда глава Дневного Дозора Москвы подошел к панорамному окну ложи, поднял руки к небу и воскликнул:
– Слушайте меня!
Его голос был наполнен такой мощью и мрачной энергетикой, что все, даже Бычара, замерли и подняли головы вверх, к ускользающей больной луне.
– Мои друзья и гости. Я собрал вас здесь; я приготовил для вас этот замечательный праздник. Выслушайте же мою волю: эта ночь, это шоу должны закончиться так, как предначертано. Юноша на сцене должен стать свободным от своей боли.
Восемьдесят тысяч человек погрузились в молчание. Гости в VIP-ложе перестали дышать, и никто не обратил внимания на Скифа, который отступал все дальше от приставленного к нему Гантрама.
– Нужен доброволец, друзья мои, – продолжал Завулон, – наш палач оказался малодушной тряпкой. Кто заменит его? Кто поможет юноше доказать свою любовь и упокоиться?
Скиф недоумевал, отчего предводитель Темных не даст команду кому-нибудь из своих профессиональных головорезов сделать то, что не сделал палач. Но скоро понял: Гесер этого так не оставил бы. Никто из Темных не может убить Бычару и обрушить пирамиду костяшек домино из последствий. Светлые в лучшем случае получат право на симметричные действия, что уже было бы для Темных катастрофой. В худшем – Инквизиция применила бы к Завулону личные санкции. Конечно, он мог отправить на сцену какого-нибудь завалящего кровососа, но зрители восприняли бы такое убийство только как продолжение страшноватого шоу. Человека на плахе должен был казнить только человек – обезглавить, как в жестокие времена средневековья. Добровольно и без магического внушения. Даже если не принимать во внимание неизбежные проблемы с Инквизицией и Гесером, смерть Бычары от рук Темных не принесла бы ни нужного эффекта, ни удовлетворения режиссеру этого мрачного спектакля.
– Один доброволец. Всего один! Все, что надо сделать, – простое движение рукой. Я даю слово: у добровольца не будет никаких проблем с законом. Он станет обеспеченным человеком до конца своих дней.
