Словно сквозь толстый слой шерсти Кей’ла услышала крики и смех, кто-то наступил ей на голову и втолкнул в то, что она миг назад выбросила из себя. Смех.
Потом мальчишка снял ногу и поставил перед ее лицом. Все еще смеясь, попытался сгрести пяткой рвоту и втолкнуть ей в рот. Кожаный мокасин, короткие штаны, голая лодыжка.
Ошибка.
Она дернула головой вперед и стиснула зубы на смуглой коже. Изо всех сил, словно была голодной куницей, добравшейся до курей. Почувствовала сопротивление, и рот ее внезапно наполнило соленое тепло.
Молодой кочевник завыл, вслепую ударил ее палкой, но она только рванула сильнее и поглубже воткнула зубы. Смех стих, и на миг казалось, что никто не понимает, что теперь делать. А потом она почувствовала удар по голове, и мир взорвался яркими звездами. Потом – новый удар, в затылок, после которого она бессильно раскрыла рот, а укушенный парень захромал подальше от ее зубов, постанывая при каждом шаге. Тогда удары принялись падать на нее, словно град, будто она оказалась в кругу не трех, но тридцати преследователей, у которых к тому же было по несколько пар рук. Ноги, руки, живот, грудь. На этот раз они били как можно сильнее и быстрее. И голова. И снова голова.
После очередного удара ее охватило странное чувство, словно она летела в воздухе, отброшенная рукою великана.
«Да, – подумала она ускользающим сознанием. – Сейчас».
И вдруг земля затряслась, а окружающая ее толпа закричала – дико, но уже без триумфа. Что-то огромное обрушилось на мальчишек, что разбежались стайкой куропаток, развернулся кнут, щелкнул: раз, другой, третий, и каждый щелчок сопровождался криком боли.
А потом свистнула сталь, и Кей’ла уже не была привязана ко вбитому в землю колышку, что больше не имело значения, поскольку все равно не чувствовала она собственного тела. Вернее, чувствовала, но так, словно кто-то оторвал ей голову и пришил к мешку, наполненному кусками мяса и костей.
Ее подняли за руку, и она снова оказалась на конской спине. Из этого положения непросто было что-то различить, особенно когда взгляд мутнеет, а все размывается серыми пятнами, но когда она сосредотачивалась, то явственно видела гнев, враждебность и презрение на лицах окружавших ее людей. Однако никто не смотрел на нее, целью этих взглядов был всадник, ее освободивший.
В некоторых руках появилось оружие: дротики, топорики, ножи. Нечленораздельные крики превратились в явственные угрозы, она не понимала языка, но слова могла различить. Всадник что-то фыркнул, отбрехался и поворотил коня, щелкая в воздухе кнутом. Его конь… Владычица Степей, только теперь Кей’ла заметила, насколько тот был велик, в сравнении с ним прошлый казался мулом, да и владелец – затуманенный взгляд девочки зацепился за стопу в украшенном серебром стремени – был ему под стать. «Это отсюда тот страх», – поняла она.
Потому что хотя на лицах толпы были ненависть и презрение, но в глазах большинства таился испуг. Рядом с ней кто-то закричал от боли. Она вывернула голову: скакун, черный, словно ночь, ухватил зубами за руку одного из ее преследователей, и выглядело это так, словно волчица держит в пасти щенка. Одно движение челюстей – и парень останется калекой до конца жизни. Всадник засмеялся и обронил несколько слов, а конь тряхнул башкой и отпустил свою жертву. Кей’ла не видела, куда мальчишка сбежал.
Они же снова принялись крутиться на месте, опять были щелчки кнута и презрительное ворчание. «Он провоцирует их, – поняла она, – один в толпе, лишь с кнутом в руках, провоцирует их к атаке, а они – не решаются…»
Из-за ближайшего шатра выехал еще один конь. Сивка, настолько же огромный, как и тот каурый. Начни Кей’ла сравнивать, сказала бы, что новый – в холке на пядь выше тех лошадей, которые верданно запрягают в колесницы. А его всадник… Сойди он на землю, оказался бы выше на голову любого из кочевников. Даже на таком коне выглядел он словно взрослый на спине пони. Была у него темная кожа, раскосые глаза и лицо, перечеркнутое несколькими белыми полосами. Волосы он стриг коротко, а черная борода и усы придавали его лицу дикий вид. Из-под кожаного панциря виднелась обитая железом куртка, не было на нем шлема или брони. Столько-то Кей’ла и успела заметить, удивленная своей ясностью сознания. Тело ее находилось где-то далеко: пульсирующий тупой болью мешок, наполненный сломанными костями, – однако мысли дико рвались вперед.
Белые шрамы на лице… Враг, рядом с которым се-кохландийцы – словно добрые соседи. Подслушанные ночные беседы, гнев отца, боль в голосе матери… Рассказы, которыми пугали ее близнецы, пока отец не узнал об этом и не выпорол их. Аманев Красный… его мясники украшают лица именно таким образом…
Пусти меня! Пусти меня! Пусти-и-и-и!!!
Когда бы тело ее не было настолько отчаянно, настолько болезненно далеко, она могла бы начать дергаться и упасть с коня.
Потом появились еще трое всадников, все большие и раскрашенные, словно для битвы. Обменялись несколькими фразами, ее всадник словно оправдывался, наконец тот, на седом жеребце, махнул рукою – и вдруг развернулись еще четыре кнута. Им даже не пришлось ими щелкать: толпа замолчала и отступила к шатрам.
Пятеро всадников сформировали свободный клин и вывезли Кей’лу из лагеря.
* * *
Воду почуяли кони. Не псы, но именно кони, и это в момент, когда уже приняли решение на ближайшем постое пустить под нож тяжеловоза. Животное страшно мучилось, возможно, связано это было с его зимней шерстью, когда вокруг царила все та же жара. Ранее, где-то в середине дня или около того, они сняли с него седло и пересадили графиню на пони, но это не слишком помогло. Конь шел из последних сил.
Почва все еще была той же самой – черной скалой, покрытой, если хорошенько присмотреться, слоем пыли. Даже стражники родом из гор не могли сказать, что это за камень, но на самом деле оно и не имело значения. Холмы, сквозь которые они шли, изменились, сделались суровы, возносясь к небесам все более отвесными стенами, ограждая себя от соседей все более глубокими желобами и ярами, что заставляло выбирать дороги, доступные лошадям. По взглядам, какими солдаты окидывали животных, было понятно, что они считают их скорее помехой, чем помощью при быстром марше.
Марше куда? Это был вопрос, который никто не задавал. Рыжий лейтенант время от времени созывал своих сержантов, советовался коротко и указывал направление. И все. Кайлеан опасалась, что, как это иной раз случается со странствующими в Степях, могут они начать ходить по кругу. Тут не было никаких знаков и ориентиров, солнца, звезд, виднеющихся на горизонте других гор – ничего. Они шли и искали следы исчезнувших солдат или других людей, что могли здесь когда-то бродить. С некоторого времени отряд двигался все более широким фронтом, дозоры на флангах выдвинулись уже на добрых двести ярдов, стражники прочесывали окрестности в надежде отыскать хоть что-то, что могло бы подсказать, где они находятся.
И конечно, воду.
И именно когда Кеннет дал приказ встать на очередной отдых, широкогрудый тягловый конь фыркнул, коротко заржал и рванул вперед. Двое солдат пытались заслонить ему путь, он раскидал их массивной грудью и побежал тяжелой рысью, направляясь в глубь щели в скале, которая темнела в нескольких десятков ярдов перед ними. Скорее всего, они пропустили бы ее, когда бы не реакция животного. Пони, с которого как раз сгрузили княжну, громко втянул воздух и двинулся за товарищем. А Кайлеан уже поняла, что означает эта внезапная энергичность.
