Вершина правой цепочки холмов была для взглядов Фургонщиков непреодолима, и они могли только предполагать, что за ней, собственно, Сын Войны и собрал свои главные ударные силы: Наездников Бури и жереберов. Потому лагерь Нев’харр постепенно отклонялся влево, увеличивая расстояние до тех высот. Им понадобится побольше времени на реакцию, когда Ких Дару Кредо начнет настоящую атаку.
Потому что той коннице, которую они видели, наверняка не ставили задачу разбить караван. Это все равно, что пытаться задержать медленно сходящую грязевую лавину с помощью горсти камешков. Нет, они должны были замедлить ее на подходе к броду, дать время тем, на холмах, укрепиться, раздергать фланги, вырвать из бронированных стен столько фургонов, сколько удастся.
По крайней мере, так бы оно и выглядело, не будь Волн. Именно колесницы должны были стать охранным коконом, внутри которого двигались бы остальные. Стрелки боевых фургонов могли пустить коннице лишь немного крови, но именно юркие колесницы оставались живым щитом лагеря. И тела их экипажей. Дер’эко осмотрелся по сторонам, обмениваясь взглядами со своими людьми. Третья Волна, одна из двух в лагере, не имела тяжелых колесниц, перевозящих пехоту, зато получила лучших лошадей и самых умелых возниц. Все знали, что, когда придется бить по Молниям, именно они и пойдут в первых рядах, и были этим ужасно горды. В схватках они добыли уже более двух сотен трофеев, а на жерди вешали шлемы только тех кочевников, которых убили сами. Увы, не все се-кохландийцы использовали шлемы хорошей стали, чаще всего у них были кожаные, а то и простые шапки. Потому-то люди Третьей Волны так рвались в битву с Наездниками Бури.
Или с Волками сахрендеев. Говорили, что те пользовались хорошими стальными шлемами.
Всадники, заграждающие им дорогу, продолжали дробиться, сейчас они видели уже с десяток-другой отрядов, каждый самое большее по несколько а’кееров. Значит, как и можно было предсказать, собирались их раздергать.
Расстояние между кочевниками и колесницами сократилось до трех четвертей мили.
Первые группы всадников, на взгляд не больше одного Крыла, вырвались вперед.
Свистки и пищалки принесли новые приказы.
«Стоять!»
«Ждать!»
Лагерь Нев’харр продолжал двигаться по левой стороне долины, ближе к холмам, которые верданно контролировали. Когда они займут соответствующую позицию, каждый из отрядов, нападающих справа, должен будет сперва преодолеть где-то три мили и все это время останется открытым как на ладони.
Это была территория более удобная для конницы, чем для повозок. Взгорья вокруг делали возможными скрытые обходы и внезапные атаки с флангов. Однако сушь, которая воцарилась в окрестностях, давала обороняющимся шанс, что они сумеют раскрыть нападающих, поскольку любой крупный отряд конных поднимал в небо такую пыль, что выдавал свои намерения за час до нападения. Госпожа Степей, казалось, поддерживает Фургонщиков.
Скачущие конные лучники были уже в четверти мили от колесниц Третьей Волны и с галопа переходили в карьер. Крыло разделилось на несколько а’кееров, из которых два выдвинулись вперед, а потом плавно повернули и, несясь вдоль головы каравана, засыпали его стрелами.
«Ждать!»
С расстояния трехсот ярдов кочевники не могли навредить слишком уж сильно, легкие стрелы не имели достаточно силы, чтобы пробить набивные пледы, укрывавшие спины лошадей верданно, или ранить экипажи колесниц. Дер’эко, прищурившись, следил за летящими стрелами. И… время!
Он склонил голову, выставляя чашу шлема в сторону стрел, которые мгновением позже засвистели вокруг, втыкаясь в землю, в доспех лошадей, плетеные борта, тела. Кто-то крикнул, получив в лицо, – дурак, таращившийся на смерть на удар сердца дольше, чем нужно. Даже среди хороших экипажей всегда найдется кто-то такой. Какой-то из коней заржал, не понять – испуганный или раненый, – но и только.
Каневей осмотрелся: линия его отряда не нарушилась даже на фут. Они продолжали ехать во главе каравана, растянувшись почти на четверть мили, справа от Первой Волны. Полные три Потока, один за другим, в свободном строю, чтобы не облегчать работу вражеским лучникам.
А кочевники уже поворачивали и гнали назад, уступив место очередному отряду. И снова: галоп, карьер, а с расстояния каких-то трехсот ярдов – залп. И снова пищалки передают приказ вдоль головы каравана: «Ждать!» – и снова глядеть на подлетающие стрелы, чтобы в последний момент склонить голову перед приговором Госпожи Войны.
И очередные а’кееры, идущие в атаку.
Не было смысла вырываться вперед или расходовать стрелы. Это Крыло се-кохландийцев желало всего лишь измучить их и спровоцировать на глупую атаку. Если у кочевников нет ничего другого в рукаве, то через каких-то три-четыре часа караван доберется до реки, захватит холмы вокруг подходов к броду и сядет на них, превратив возвышенности в крепость, окруженную тройным рядом бронированных фургонов, поставленных в Рогатую Городьбу или другой строй, настолько же непростой для взлома. Такой обстрел с дальней дистанции был не более обременителен, нежели сильный дождь, что превратил бы землю в грязь и задержал бы фургоны.
И… пора!
Кто бы ни командовал се-кохландийцами, он должен был прийти к тому же выводу, что и Дер’эко, потому что внезапно атакующие отряды – силой каких-то пяти а’кееров – не повернули, но после залпа ринулись в их сторону, стреляя раз за разом, словно лучники принимали участие в состязании, смысл которого заключался в том, чтобы как можно скорее опорожнить колчан. Пять-шесть стрел в десяток ударов сердца, четыре-пять – одновременно в воздухе. Град смерти, несущийся навстречу колесницам.
За спиной Дер’эко услыхал свисток Аве’авероха Мантора: «Первая Волна!», «Вперед!», «Вперед!», «Вперед!»
Да, такое требовало ответа, нельзя было позволить кочевникам наглеть.
Идущая справа Волна вырвалась вперед каравана, навстречу коннице, которая теперь явно пыталась обойти их и ударить во фланг идущего обоза. Такова была роль колесниц – не допустить обстрела каравана сбоку, не позволить ранить лошадей, впряженных в боевые фургоны. Тройная линия тяжелых фургонов должна была бы отбить такого рода атаку, но даже она через какое-то время начала бы ломаться. Тут находилась слабая точка любого каравана. Животные, впряженные в передние повозки, кроме набитых панцирей носили также наголовники и конские нагрудники, те, что шли в арьергарде, заслонялись фургонами, а наиболее подверженными опасности ранения оставались именно впряженные в боковые повозки. Невозможно было надеть на коней панцири столь толстые, чтобы те охраняли бока от каждой стрелы, и одновременно требовать, чтобы лошади тянули большой боевой фургон вместе с экипажем. Повозка с раненым животным должна съехать в сторону, чтобы не блокировать дорогу остальным. Дыру от нее заполняет фургон второй или третьей шеренги, а экипажу обездвиженной повозки приходится справляться самому. Чаще всего, если ситуация безнадежна, фургон оставляли, выпрягая уцелевших коней, забирая, что удастся, а остальное – обливали маслом и поджигали. Говорили тогда, что идущий боевым маршем караван кровоточит фургонами.
