– …давай!!!
Дернуть вверх так, чтобы аж потемнело в глазах, потому что зубья воткнулись глубже, чем казалось сперва, и поднять эту проклятущую тяжесть.
– Хорошо! Три шага назад! Раз! Два! Три! Ровняй!!!
Щиты опали, и железные зубья вгрызлись в землю. Арбалетчики подскочили к щелям, прицелились, послали в кочевников горсть стрел. Ветер стих, а потому пыль снова загустела, через несколько минут видимость упадет настолько, что они едва смогут разглядеть отступающий караван. Чтоб Владычица Степей в облике Белой Кобылы встала над ними и насрала им на головы! Они должны были уже нас забрать! Где сигнал «Пехота – домой»?
Рук’херт уперся в щит посильнее, чувствуя дрожание земли под ногами. Идут! Отряд всадников вылетел из пыли и проскочил мимо стены щитов, лупя из лука с такой скоростью, словно им за это платили. Часть стрел ушла выше, чтобы упасть на Фургонщиков в глубине строя, остальные били прямо. Щит затрясся от нескольких ударов, одна из стрел попала в щель для арбалетчиков, и кто-то за его спиною задохнулся от короткого вскрика.
Командир пехотного отряда орал снова:
– Ровно! Держать! Давай!
Упереться, поднять проклятущую тяжесть, три шага назад, опустить.
Двигались они отскоками, по три шага, лишь на миг ослабляя строй, чтобы отплатить кочевникам залпами из арбалетов. Квадрат растянулся в прямоугольник – шириной в двести пятьдесят человек, глубиной едва в четыреста, – чтобы защитить самый большой фрагмент каравана, но, похоже, было это излишне, поскольку кочевники по какой-то причине не пытались добраться до фургонов. Вместо этого они сосредоточились только на них, потихоньку обескровливая отряд. У верданно были хорошие кольчуги и шлемы, но «хорошее» не означает «непробиваемое».
Отчего – проклятущее завшивленное паршивое, словно дохлый стервятник, проклятие – до сих пор нет сигнала «Пехота домой»?!
Хватило бы и того, чтоб фургоны приостановились, латные четырехугольники прильнут к ним на миг, и пехота втянется внутрь под защитой лучников и арбалетчиков.
Где сигнал?
Рук’херт надеялся, что сражающийся в соседнем отряде Дет’мон чувствует себя получше. После короткого совещания они решили, что разделятся: близнецы могли бы сражаться вместе, их бы не разделяли, но посчитали, что не было бы хорошо, потеряй род двух сыновей от одного удара копьем.
Дрожь земли. Упереться, перехватить, выровнять щит, чтобы, кроме амбразуры для арбалета, не было и щели.
Удар, раз, другой, третий… И следующие. Арбалетчики припали к щитам, послали в кочевников залп, ржание лошадей смешалось с горловыми криками людей, но волна стрел не становилась меньше.
В нескольких шагах справа один из стрелков пал на землю, из лица его торчало темное древко, а Рук’херту внезапно показалось, что по ту сторону неистовствует град, мечущий ледяные шары размером с кулак.
Что происходит?
Он выглянул в щель. Конница стояла шагах в сорока и выпускала в их сторону стрелу за стрелой, готовясь… для чего?
Рук’херт увидел это в миг, когда шеренга стрелков разошлась, создавая щель в несколько ярдов шириной. В щели показалось… В первый миг Рук’херт не понял, что видит, а когда понял, заорал во всю глотку:
– Цепь!!!
Приподнял правый край щита, заходящий за кромку другого, в руках воина рядом, и зацепил стальное кольцо, укрепленное на щите, за крюк, торчащий из щита товарища. Эта идея Фургонщиков родилась из принципа соединения боевых фургонов цепями. Стальное кольцо справа и крюк слева щита позволяли мгновенно усилить линию пехоты, затрудняя ее разрыв при непосредственной атаке. Такой, какая как раз приближалась.
Вернее, подъезжала, тарахтя колесами по сухой земле. Се-кохландийцы использовали несколько захваченных колесниц. Каждую загрузили трупами – так, что даже оси выгнулись и толкали их вперед, держа за дышла. Такая масса, даже если не идет со скоростью рысящей лошади, сумеет разбить любой строй.
Ближайшая колесница, наполненная ужасным содержимым, катилась прямо на него.
– Держать!!!
Арбалетчик, стоявший рядом, подскочил, уперся в щит плечом, сразу же его примеру последовали еще несколько человек, остальные отступили и склонили пики.
– Внимание!!!
Ударило: линия щитов выгнулась в нескольких местах, крюки и кольца металлически звякнули, но выдержали. Со стороны щита Рук’херта удар напоминал встречу с разогнавшейся повозкой, внутренняя часть щита дала ему по голове, шлем сбился набок и заслонил глаз, но спину его сразу же подперли воины, стоящие сзади. Вся стена напряглась было в молчании: несколько шеренг мужчин с одной стороны против массы, напирающей с другой.
«Мы слишком растянуты», – подумал он, стискивая зубы и упираясь посильнее.
А потом все сломалось.
В середину строя ударили сперва две колесницы, а после, когда уже казалось, что они удержат линию, – еще три или четыре, одна за другой, и строй соединенных друг с другом щитов внезапно треснул, шеренга поддерживающих их пехотинцев опрокинулась, некоторые крюки выскочили из колец, и образовалась дыра.
В нее тотчас ворвались всадники с саблями, топча лежащих на земле Фургонщиков и бросаясь сразу же на последний ряд обороны.
Ошибка. Если бы в атаку шли носящие кольчуги Наездники Бури на одоспешенных лошадях или будь эта пехота менее отчаянной, четырехугольник рассыпался бы во все стороны, а конница выбила бы бегущих в несколько мгновений.
Но это были легковооруженные лучники всего-то в набивных кафтанах или – самое большее – в кожаных панцирях и шлемах, а напротив них стояла стена железа и стали. Несколько сотен пик, рогатин и гизарм склонились, и страшный бронированный еж двинулся в атаку, клюя, коля, стягивая всадников с седел. Через миг лишь несколько наиболее наглых кочевников противостояли Фургонщикам, рубя саблями древки, но, прежде чем человек успел бы преодолеть сотню шагов, они бежали или были убиты.
Открывая дыру в строю ярдов в тридцать шириной.
И триста конных лучников, стоящих строем со стрелами на тетивах в какой-то сотне шагов от верданно.
Они выстрелили. Сразу, едва лишь сбежал последний из штурмующих, выпустили триста стрел, летевших прямо и быстро. С такого расстояния даже хорошая кольчуга, укрепленная надетым на нее набивным кафтаном, не всегда поможет, тем паче что стрелы летели одна за другой, каждый удар-другой сердца, неостановимым, убийственным градом.
Где-то в стороне командир пехотинцев орал надсадно:
– Щиты! Поднимайте щиты! Быстрее, уроды!
Рук’херт смотрел, как щитоносцы начинают вставать так, как их учили: «Если конница разорвет строй и ты упадешь, укройся под щитом и жди, пока остальные справятся, а потом вставай и выстраивайся в линию». Но все это происходило слишком медленно, словно ошеломленные люди двигались в густом сиропе, – а может, это ему лишь казалось, потому что стрелы продолжали врываться в дыру шумящей, мощной волною, и все вокруг словно замерло. Шеренга пикинеров, не заслоненных щитами, шаталась и падала, и прежде, чем восстановили линию, прежде, чем арбалетчики подскочили к отверстиям и угостили кочевников градом собственных стрел, почти половина Фургонщиков выронили оружие, сгибая ноги.
