Только вот те, кто пишет эпопеи, редко видят разбитые головы, отрубленные конечности и тела, нашпигованные стрелами, редко обоняют запах вспоротых животов и смрад жженого мяса. А то, что сумеет сделать с человеческим телом колдовство или призванный на поле боя демон, вообще не умещается в голове. Будь все иначе, никто не писал бы о славе полей сражений и геройстве павших. Для профессиональных солдат бой был обязанностью – притом, скорее, досадной, – хотя, когда приходило время, шли они в сражение словно лесорубы в лес. Работу нужно исполнять – и только. Поиски славы и почета они оставляли героям эпопей, созданным людьми, видевшими кровь, лишь если обрежутся при бритье.
Кеннет поднялся и вытер ладони о штаны. «Начинаю растекаться, – подумал он, – а может, все дело в том, что дети идут в бой не на жизнь, а на смерть, а я намереваюсь прогуляться по горам и вернуться в теплые казармы».
А более всего пользы от этого будет империи. Достаточно взглянуть на карту – если се-кохландийцы утратят контроль над Лиферанской возвышенностью, то потеряют почти седьмую часть территории. К тому же на севере граничить с ними будет сильный воинственный народ, питающий к ним неприязнь. С запада – Меекхан, с севера – верданно. Так кочевники потеряют стратегическое преимущество, не смогут ударить по империи с полной уверенностью в безопасности собственных границ. Если через Олекады прошли караваны, то может пройти и меекханская армия, которая, соединяясь с силами Фургонщиков, заставит Отца Войны держать в северных регионах его государства немалые отряды, а это, в свою очередь, приведет к тому, что силы, которые можно использовать в атаке на империю с востока, уменьшатся. А тогда ему не настолько уж захочется развязывать следующую большую войну.
И снова – мысли его совершили круг и вернулись к этим спящим детишкам. Кеннет скрежетал зубами: есть вещи, с которыми никак не справиться, а если человек слишком долго о них раздумывает, то впадает в удрученность. Лучше оставить их как есть. Шестая рота сделала все, чтобы Фургонщики спокойно перевалили через горы, и теперь она должна вернуться в Кехлорен, они же отправятся навстречу собственной судьбе. Он повернулся и зашагал в лагерь роты. Следовало отдохнуть перед обратной дорогой.
Рассвет следующего дня вспыхнул трудами и суматошной активностью на отроге. Строители пробудились, едва восточный горизонт начал розоветь, но благодаря этому молоты, топоры и пилы заработали еще до того, как солнце подняло над возвышенностью свое красное лицо. Видно также было, что по ту сторону расщелины работа не останавливалась и на ночь, поскольку оттуда теперь выезжал бесконечный поток фургонов, наполненных уже отпиленными балками, досками, камнями и землею. Останавливались они у конца рампы, разгружались и поворачивали, освобождая место другим.
У подножия отрога тоже кипела работа, сотни лопат вгрызались в землю, грузили ее в тысячи мешков и переносили в конец каменного помоста. Насыпали вал, который должен был дойти до вершины съезда, а стороны его укрепляли сотнями вбитых в землю кольев. В земной рампе имелось почти пятьдесят ярдов длины, и где-то через четыре часа после восхода она соприкоснулась наконец с участком, который строился сверху. Гер’серенс был уже на месте, каким-то деревянным инструментом с делениями оценил угол, довольно покивал и улыбнулся. На поданный им знак на насыпную рампу уложили сотни досок, застучали молотки, и в четверть часа остаток дороги был закончен.
Кеннет отошел, чтобы увидеть результат их трудов. Рампа получилась более чем в полмили длиной и шла поверху отрога. В начале, где была она выше всего, ее обустроили еще и трехфутовым барьером, ниже, где она расширялась до трех фургонов, от подобной страховки отказались. Верданно доверяли своим возницам. Все вместе было удивительно простым и пологим, исчезли щербины и зубья, раздирающие хребет отрога, засыпали даже длинное понижение посредине его. Казалось, что можно провезти поставленный на козлы и наполненный до краев бокал – и не вылилось бы из него ни капли.
И одновременно – что для офицера имперской армии было не менее важным – все это казалось хрупким. Хватило бы нескольких кувшинов с маслом и лампы, и огонь, раздуваемый веющим вдоль стены Олекад ветром, пожрет все за час-другой. У врага не будет и шанса ворваться внутрь Меекхана. Впрочем, даже захвати они рампу – и что? Расщелины в скалах, яры и ущелья, Орлиная Грань, поиски дороги в неизвестной местности… И все это с Горной Стражей на хвосте. Черный и его Ублюдки могли бы неплохо позабавиться. Нет, дорога эта настолько же безопасна, как и ранее.
Фургоны двинулись вниз.
Ехали не торопясь, по края бортов груженные деревом и припасами, сам строитель, согласно традиции, сидел на козлах фургона в голове колонны. Рампа трещала, доски выгибались, возницы мастерски управлялись с тормозами, проблемой при таком спуске было, чтобы фургоны не разбились, увлекаемые вниз слишком большим грузом. У лошадей почти не было работы, кроме как удерживать повозку на поверхности слегка доворачивающей рампы. Все шло довольно гладко.
Первый фургон добрался до конца, притормозил и осторожно съехал на траву. На удар сердца стояла тишина, а потом раздался рев. Фургонщики у подножия конструкции вскидывали руки, кричали, смеялись, плакали. Это был миг, которого они ждали со времен Кровавого Марша, увенчание их усилий, надежд и мечтаний. После стольких лет первый фургон выехал на Лиферанскую возвышенность. Кеннет перенес взгляд вверх: там крохотные фигурки тоже исполняли танец радости – казалось, стоило прислушаться, и можно услыхать, как крик их проходит сквозь расщелину, взрывается радостью в лагере по ту сторону и катится вдоль всей проторенной дороги, перескакивая от фургона к фургону, пока наконец не взорвется рыком, от которого затрясутся горы у подножия Кехлорена. В целом видение это было достаточно правдоподобным, а потому получалось, что Кавер Монель узнает об успехе их миссии задолго до того, как Кеннет сумеет передать ему рапорт.
Лейтенант оглядел своих людей. Все глупо скалились: им ведь, в конце концов, удалось сделать нечто, чем станут похваляться детям и внукам.
– Хорошая работа, – проворчал он.
– Знаем, господин лейтенант. – Велергорф потер татуированную щеку, поправил топор за поясом. – Когда мы возвращаемся?
– Я обдумываю это, Вархенн. Через три-четыре часа стемнеет, а мне не нравится идея путешествовать ночью. Останемся здесь до рассвета, а утром двинемся. Можно не торопиться.
– Слушаюсь. Полагаете, они захотят это как-то отметить?
– Мечтаешь напиться? В половине задания?
– В его лучшей половине, господин лейтенант. Потом уже будет лишь холодно, ветрено и волковато.
Кеннет слегка улыбнулся.
– Волков я тебе не обещаю, но о какой-нибудь бочке вина спросить могу.
Не пришлось.
Вниз съехала почти сотня фургонов, после чего строители направились вверх по рампе, отмечая места, которые им не нравились. Конструкция будет использоваться много дней и ночей без перерыва, потому пришло время последнего ремонта.
С фургонов, которые добрались до возвышенности, разгрузили дерево, мотки веревок, завернутые в серое полотно свертки. Вскоре при помощи веревок и забитых в землю колышков вокруг рампы обозначили абрис огромного лагеря, стены которого, на первый взгляд, должны были протянуться на добрую милю. Кеннет лишь кивнул. Фургонщики немного напоминали меекханцев: сперва следует окопаться, а лишь потом выезжать на войну. С другой стороны, если уж они хотели не утратить контроль над тысячами фургонов, что только собирались съехать, хорошее планирование нисколько не помешает.
