Лейтенант присматривался к этой довольно беззаботной суете с некоторой обеспокоенностью, потом не выдержал и спросил одного из помощников Гер’серенса, настолько ли Анд’эверс уверен в своем преимуществе, что не отошлет на возвышенность разведку. Мужчина поглядел с легким удивлением, после чего спросил, как далеко, с точки зрения офицера империи, можно увидеть с вершины рампы. Тридцать миль? Сорок? Зачем разведка, если есть глаза? Кроме того, се-кохландийцы наверняка далеко.
Стражников более всего заинтересовало содержимое последних двух десятков фургонов. Выгрузили из них десятки бочек и ящиков, наполненных едой. Соленая говядина, завернутые в промасленные ткани куски печеного мяса, копченые бока, кольца колбас, тысячи пшеничных и овсяных лепешек, масло, мед, сушеные фрукты, большие котлы, наполненные ароматными соусами… Верданно намеревались отпраздновать.
Странный это был праздник – праздник военный, с едва тлеющими кострами в выкопанных в земле ямах, с музыкой, тихо побрякивающей у поставленных в несколько разомкнутых полукругов фургонов, тех, которые должны были хранить всех от ветров и вражеских глаз. Потому что, даже если Фургонщики полагали, что им удалось застать кочевников врасплох, они не забывали, что теперь они – в военном походе и что нужно соблюдать осторожность. И все же была в этом не печаль поминок, а лишь с трудом сдерживаемая дикая радость.
Строитель, сделавшись до странного робким, лично пригласил их к общему празднованию, и Кеннет провел вечер и половину ночи, переходя от костра к костру, наполняя желудок лакомствами и слушая песни Фургонщиков. Не то чтобы он понимал – язык верданно, казалось, в одинаковой степени состоял как из слов, так и из жестов, – но в ту ночь, когда в животе приятной тяжестью почивал поздний ужин, а в голове шумело вино, это ему не мешало. Бо́льшая часть рассказчиков вели, похоже, истории смешные, поскольку среди сидящих вокруг костра Фургонщиков то и дело вспыхивал хохот, и лейтенант уступил настроению, которое приказывало позабыть о крови и войне и радоваться спокойствию, хорошей компании и напиткам. Шестая рота рассеялась между кострами.
Изрядная часть строителей вернулась за туннель, чтобы отпраздновать с семьями, а потому те, кто остался, получили в свое распоряжение все вино и еду. И пользовались этим без меры, щедро оделяя стражников. Кеннет наблюдал за своими людьми: те сидели плечом к плечу с Фургонщиками, ели, пили, улыбались, когда их хозяева хохотали, шутили сами. Он уже договорился с Гер’серенсом, на рассвете Фургонщики должны были подновить рампу, его рота использует этот момент, чтобы взойти наверх и миновать расщелину, потому как после фургоны пойдут нескончаемым потоком, день и ночь. В целом это означало, что им следовало бы уже отправиться спать, но опыт подсказывал, что не стоит отдавать людям приказы, которые невозможно выполнить. После дней, проведенных в прорыве сквозь горы, и ночей в легких палатках им не помешала бы временная передышка. Ведь, проклятущее проклятие, они вполне заслужили это: костры, горячую еду, хорошее вино.
Кеннет еще раз обошел вокруг, отдавая короткие приказы десятникам, главным образом касавшиеся того, чтобы проследить, дабы ни один из солдат не перебрал с питьем, и расстановки караулов, и ближе к полуночи он нашел себе место под ночлег. Черный был прав, правила вроде того, что командир последним идет спать, хорошо звучат, но кончаются тем, что измученный офицер бессмысленно посылает людей на смерть. Ну и надо бы показать, что он доверяет подчиненным.
Кеннет снял шлем, отложил щит, отстегнул пояс с мечом и миг-другой раздумывал, не избавиться ли от кольчуги, но решил, что стоит начать привыкать к невзгодам. «С завтрашнего дня снова ждет нас путь горами и ночи на земле», – подумал он, укладываясь на одной из опорожненных повозок и укрываясь плащом.
* * *
Ее разбудило прикосновение, и она едва не вскрикнула, увидев над собой его лицо. Глаза, словно пара монет, почти светились в темноте, но было в них что-то еще.
Беспокойство.
Ана’ве спала в фургоне отца, Нее’ва снова исчезла на всю ночь, а потому Кей’ла получила весь фургон в свое распоряжение. Нынче все праздновали, им удалось пробиться сквозь горы. Пословица гласила, что дорога, выдержавшая один фургон, выдержит и тысячу. А они заботились, чтобы дорога была как можно лучше.
Во всем лагере пили и ели, и казалось, что нынче никто не уснет. А завтра чуть свет фургоны примутся съезжать вниз, на возвышенность, домой.
Кайлеан всегда посмеивалась, что, мол, верданно всегда говорят о чувствах с той же горячностью, что и о прошлогодней погоде. Но, если бы кузина увидала этот лагерь, тогда бы поняла, что любой слух неточен.
Дом.
Кей’ле тоже непросто было всерьез оценить вес этого слова, понять горячность в движениях и взглядах, в гонке слов и жестов на ав’аванахо, в пахнущем вином дыхании, в сжатых в кулаки руках, в искусственной веселости и демонстративной беспечности. Непросто, пока вчера она не увидала увлажнившиеся глаза Хаса и то, как отец вынимает из сундука лучшие одежды, не надеванные со времен смерти мамы.
Дом.
Место, принадлежащее человеку, и место, которому принадлежит сам человек.
Только вот в доме их ожидала война с врагом, который ничего не отдавал без битвы. А потому – многие поклонятся стражникам Дома Сна, принеся дар жизни и дороге, что их сюда привела. Все ели и пили, а те, кто не мог больше, уходили парами в ночь, и ни матроны, стерегущие девиц, ни их отцы и братья не пытались препятствовать. Говорили, что Лааль Сероволосая была дочерью меекханской Госпожи, а Баэльта’Матран в своей божественной свите имела все, что соотносилось с жизнью.
По крайней мере так говорили ее жрецы.
Кей’ла тоже могла праздновать, а отец, наряженный в лучшие из одежд, позволил даже ей выпить большую чару неразведенного вина. Что, ясное дело, привело к тому, что голова ее быстро закружилась, и она решила отправиться спать. Должно быть, вино вызвало какие-то предчувствия, поскольку она увидала, как Ана’ва открывает двери своей половины фургона и впускает внутрь паренька с лицом Кар’дена.
В эту ночь в лагере явно торжествовала жизнь.
А теперь ее разбудил он, ее таинственный гость, и в глазах его было беспокойство. А потом она услышала крик, за ним следующий, и внезапно вокруг сделалось полно бегающих и кричащих людей.
А надо всем этим возносился один-единственный рев. Короткий, высокий звук боевого рога.
Война добралась до них, прежде чем закончилась ночь.
Внезапно она поняла, что – одна, что сестер нет рядом, что отец наверняка принял командование, а братья как раз надевают броню и тянутся к оружию.
Она потянулась в темноту и обняла его.
– Прошу, – прошептала Кей’ла, чувствуя, как худое тело под ее прикосновением окаменевает. – Прошу, просто прижми меня к себе.
Мальчишка не издал ни звука, но неловко обнял ее и похлопал по спине.
Глава 9
«Завтра» пришло скорее, чем они надеялись. Пришло в дрожи земли и нарастающем громе копыт, бьющих в почву. Пришло в звоне тетивы и свисте стрел – и в ужасном, вызывающем страх военном кличе се-кохландийцев:
