Это было всего ничего, красная точка на рукаве, а потому Кей’ла пожала плечами и помчалась дальше.
Двери ближайшего боевого фургона стояли открытыми, она вскочила внутрь, отбросила щит в угол и со вздохом сняла со спины тяжелую корзину.
Боевой фургон был длиннее, шире и выше, чем жилой, и, что важнее, на нем отсутствовала крыша. Пол, посыпанный влажным песком, находился на добрых три фута выше, чем в обычной повозке, а борта – достигающие роста взрослого мужчины – прорезывали бойницы. К ним крепились дополнительные плетеные полосы, уже пробитые стрелами, но в большинстве своем целые. У этого фургона не было маленькой башенки, единственное прикрытие сверху представлял собой тяжелый щит, упертый в стену. Несколько стрел, догоравших на песке, ни на кого, похоже, не производили впечатления. Кей’ла почувствовала укол зависти. Хотела бы и она настолько не бояться.
– Еда, – сказала девочка.
– И питье. Не забывай о питье.
– Питья нету. У вас фургон горел, потому пришлось использовать все, чтобы его погасить.
Эсо’бар улыбнулся, как обычно, – одними уголками губ, улыбка никогда не касалась его глаз. Взгляд этот появился у него в тот день, когда умерла мама, а она все еще не могла к нему привыкнуть. Словно смотрел на нее чужой человек. К счастью, Мер’данар вел себя более-менее нормально:
– Ну-у что ты так долго? Приказываешь целый день ждать нам кусок заплесневевшего сухаря и глоток протухшей водицы, девочка. Стыдно. Тебе что же, приходится то и дело останавливаться, чтобы насладиться пейзажами?
– Скорее, чтобы перехватить свежего воздуха, Мер. По крайней мере смердит тут еще хуже, чем раньше. Ты и правда думаешь, что пускание ветров сбережет тебя от стрел?
– Что такая малая коза может знать о стрелах? Увидь тебя кочевники, подумали б, что какая-то жабка натянула доспех и мечется между фургонами.
– А когда увидят тебя, то удивятся, отчего защищают нас дети.
Была она чуть ли не единственной, кто мог так себя с ним вести. Мер унаследовал от отца толстые кости, но рост – от какого-то далекого предка. Даже Нее’ва уже была выше него. С другой стороны, он, единственный из семьи, мог соревноваться с Дер’эком и отцом в ломании подков голыми руками. Был он массивен, словно наковальня, слишком тяжел для колесницы и слишком низок, чтобы стоять в строю щитоносцев. Потому оставался ему боевой фургон. Пара глупцов подсмеивались над ним в открытую, пока однажды, забавы для, он не поволок на себе вместо четверки коней свой боевой фургон.
Ну а как дочь Глаза Змеи Кей’ла могла по крайней мере позаботиться о том, чтобы ее причислили к тому же саво’лейд, в котором служат ее братья. Ана’ве же, конечно, выбрала тот, где находился Кар’ден, но Кей’ла на нее за это не обижалась – если девушка приглашает кого-то в свой фургон, то ей стоит следить, чтобы никто другой его не украл. Она же, по крайней мере, могла видеться с Эсо’баром и Мер’данаром.
Который как раз махнул рукою, улыбаясь. В противоположность Эсо’бару, одними глазами.
– Твое счастье, что никому и в голову не придет тратить стрелы на такого уродца.
– Ну одному-то – пришло, – отозвался Гев’лант.
Она оглянулась через плечо. Командир фургона стоял под стеною и осматривал ее щит.
– Неплохо, – проворчал он. – Прошла, как вижу, навылет.
Что-то подхватило ее в воздух, перевернуло дважды и поставило назад.
– Попали в тебя? Где? Покажи!
Мер’данар уже не улыбался, а глаза его были внимательные и все примечающие.
– Оставь ее, Мер, ничего с ней не случилось.
– Откуда знаешь?
– Потому что вижу. – Эсо’бар даже с места не сдвинулся. – Это всего лишь маленькая царапина на левой руке.
Прежде чем она успела запротестовать, рукав ее был подвернут, а толстые пальцы аккуратно касались ранки:
– Ты ее промыла?
– Это ничего страшного.
– От такой ранки начинается горячка, потом заражение и гангрена. У наших целителей полно работы, а ты хочешь добавить им лишку?
Кей’ла устыдилась. Об этом она даже не подумала. Прежде чем сосчитала до десяти, рану ее промыли кисловатым вином и обвязали тряпкой.
– Покажешь ее вечером Ана’ве. Пусть осмотрит и сменит повязку.
– Хорошо, – она почти скомпрометировала себя, шмыгнув носом.
– Будут стрелять.
Она не заметила, кто это сказал, но Мер’данар молча задвинул ее под прислоненный к стене щит и занял позицию. Она скорчилась, оглядываясь в фургоне. Экипаж его насчитывал восемь воинов: ее братья, вечно молчащий Сел’харр, мрачный Мол’хресс, о котором она знала лишь одно: что он потерял двух братьев в схватке у рампы, худой, как щепка, Клев’мер, командующий всеми Гев’лант и двое новых, чьих имен она еще не узнала. Все носили шлемы с кольчужными бармицами, что опадали прямо на спины. А еще кольчуги или кожаные доспехи, мечи, топоры, кинжалы, луки и арбалеты. В углу фургона стояла связка дротиков, копья, гизармы и рогатины. Не хотела бы она оказаться кочевниками, что их атакуют.
Но кочевники пока что атаковать и не собирались. На этот раз, сидя под щитом около борта, она не услышала звука подлетающих стрел – просто что-то ударило в доски у ее головы, раз, другой и сразу застучало градом так, что она скорчилась еще сильнее, зажимая уши ладонями.
Фр-р-р, фр-р-р, фр-р-р – над фургоном промелькнула очередная порция стрел, одна-другая зашипела, теряя пламя на плетеных заслонах.
– Пока не выходи, – проворчал Мер, словно она была дурочкой.
Пак. Паопаапак. Четыре стрелы, одна за другой, воткнулись в песок на дне фургона, всхлипнули бессильно и погасли.
– Ну все. – Мер’данар вытянул стрелы из пола. – Теперь сделают себе короткую передышку.
Внимательно оглядел стрелы, две отбросил в сторону, две подал Гев’ланту.
– Часть так обожжена, что не пригодится ни для чего, разве что используем наконечники. А часть можем отдать назад сразу же.
Командир фургона несколько отошел, натянул лук и послал первую стрелу над плетенкой на борту. Эсо’бар приклеился к бойнице.
– Сильно влево.
Вторая стрела мелькнула в воздухе.
– Прямо в цель.
– Эх, развлечения… – Мер выполнил несколько жестов на ав’анахо, говорящих, что он заскучал. – Они стреляют в нас, мы – в них, а на самом деле никто не намеревается пока что причинить другому серьезный вред. Хочешь увидеть?
Прежде чем она успела ответить, он поднял ее к ближайшей бойнице.
Чуть правее нее была стена фургонов, пять повозок составляли короткую линию, что заканчивалась фургоном со стрелковой башенкой. Слева открывалось предполье, усеянное заостренными кольями, ямами и неглубокими рвами. А в каких-то ста пятидесяти – двухстах шагах дальше стоял широкий плетень, выглядевший так, словно его сколотили из досок и обложили свежесодранными шкурами. Даже отсюда она видела рои мух, реющие над столь аппетитным куском.
