Сквозь лязг стали донесся еще один глухой стук, словно над головой обрушился мешок мокрого песка, и раздался тихий шепот на анахо, который она каким-то чудом услыхала:
– Мама-а-а…
Смерть справедлива, она одаривает ласками обе стороны.
Над Кей’лой словно разразился ураган. Фургон дергало, великан лупил в борт раз за разом, и, хотя повозка была настолько мощной, что утянуть ее могла лишь четверка сильных лошадей, казалось, будто она вот-вот распадется на кусочки. Удары железа о железо, сопение, крики, топот ног, что перемещаются туда и назад… «Они ворвались, – поняла Кей, – каким-то чудом напор неожиданной атаки перебросил их через высокий борт, и теперь внутри фургона идет бой не на жизнь, а на смерть».
А на лагерь непрерывным градом продолжали падать стрелы. Она перевернулась на живот и поползла на четвереньках под днищами фургонов. Все они тряслись и трещали, нападение шло вдоль всей изломанной линии. В любой момент кочевники могли ворваться внутрь.
Кей’ла миновала одну и другую повозку, направляясь к месту, где вечером оставила повозку с припасами.
Помощь. Им нужна помощь.
Он схватил ее за ногу, придержал. Впервые на лице парня появилось столь явственное чувство. «Не уходи, – просил он взглядом, – не уходи».
Фургон, под которым она была, внезапно затрясся от победного рыка:
– Аг сайе вара-а-а-а!!! Вара-а-а-а!!! Вара-а-а-а!!!
И сразу же раздался отзвук рубленных топорами досок.
– Пусти, – она дернулась, и тот, удивительно, сразу же ее отпустил. – Я должна идти.
Тележка дожидалась ее в каких-то пятнадцати шагах от линии боевых фургонов, к счастью, была она уже пустой, хотя и обрела собственную коллекцию оперенных древков, торчащих в десятке-другом мест. Легкая четырехколесная конструкция с солидным дном и высокими бортами. Кей’ла щучкой метнулась под низ. Стоя на четвереньках, упиралась спиною в дно ровно настолько, чтобы – когда начнет ползти – продвигать тележку с собой вместе. Доски должны выдержать падающие стрелы.
Через несколько ярдов она поняла, что не все будет так уж просто. Тележка была тяжелее, чем выглядела, собственно, ею не выходило управлять, а стрелы падали вокруг, словно летний дождь. Тук, тук, тук… Очередные оперения изукрасили дно и борта. Таким-то образом, пока она доберется до помощи, кочевники вырежут всех.
Глупая идея, глупая, глупая, глупая.
Он ворвался под тележку, бесцеремонно отодвинув Кей’лу в сторону. Осмотрелся и на пару ударов сердца застыл без движения, словно погрузившись с открытыми глазами в сон, а потом ухватился за переднюю ось и без единого звука приподнял ее в воздух.
– Что?.. А-а-а-а-а…
Она поняла: поднятая под углом конструкция продолжала заслонять их от стрел, но в этом положении, согнувшись, словно старики под вязанками хвороста, они могли двигаться быстрее, таща по земле только задние колеса. Кей’ла уперла в дно спину.
– Давай!
Это был странный бег. Ось врезалась им в спину, они били пятками в доски, стрелы падали вокруг, стучали в дно и в борта их защиты, а те, что воткнулись в землю, хлестали их по лодыжкам. Но они справились. Вернее, он справился, поскольку она, сказать по правде, не подняла бы тележку даже на фут.
Кей’ла не поднимала головы, потому как одна-другая стрела огладила ее по волосам, она не видела дальше чем на несколько футов перед собою, а потому почти дала себя поймать врасплох, когда они добрались до второй линии фургонов, тоже истыканной древками, – и оказались в безопасном месте.
Между жилыми фургонами было оставлено несколько щелей, не шире локтя, которые легко было заставить, но по мере необходимости именно через них проходили припасы для первой линии фургонов. Парень протолкнул ее через самую большую, а сам исчез под днищем фургона. Вывалившись по другую сторону, Кей’ла чуть не наскочила на щит тяжеловооруженного пехотинца.
Ладонь в панцирной перчатке ухватила ее за плечо:
– Что ты здесь делаешь?! Возвращайся к семье!
– Про… прорвались.
Он отпустил ее и легонько подтолкнул под стенку фургона. Она осмотрелась. Защитников здесь было где-то с сотню. Большинство носили длинные кольчуги, большие щиты, копья, рогатины, зубастые гизармы, тяжелые топоры и короткие мечи. Должно бы их хватить.
– Где? – Тот, который ее поймал, склонился ниже. – Ден’кав!!!
Появился мощный воин в шлеме, украшенном рядом галопирующих лошадей.
– Говори! Где они ворвались?
– Там, – указала она за спину на поле, заросшее стрелами. – По крайней мере захватили один фургон.
– Дэс?
Один из пехотинцев вышел из соседней щели.
– Ничего. Линия держится. Они продолжают лишь тратить зря стрелы.
Командир пехотинцев глянул на нее сверху.
– Дитя, атака идет вдоль всей Рогатой Городьбы. Во всех местах сразу. Всадники безумствуют, пытаются перевернуть фургоны, наши омывают предполье в их крови. А мы ждем на тот случай, если кому-то и вправду удастся прорваться. Возвращайся к родителям, это не место для маленьких девочек.
Злость горячей волной ударила ей в голову:
– Они ворвались, по крайней мере, в один фургон, я слышала. И рубят его внутренности топорами… и они ударили пешим строем… Там мои братья, и они сейчас погибнут из-за таких тупых… глупых… волов… которые предпочитают укрываться за щитами!
Анахо’ла бился в ее руках в ритме слов, соскакивавших с губ, будто горячие уголья из печи. Воин покраснел и протянул к ней руку. Но, прежде чем бронированная ладонь успела ее ухватить, она снова ввинтилась в щель и выскочила на предполье.
Вокруг продолжали свистеть стрелы. Она склонила голову и бросилась вперед, к изломанной, словно зубья пилы, линии боевых фургонов, туда, где стучали топоры.
Им понадобилось целых пять ударов сердца, чтобы за нею побежать. Тупые волы в тяжелой броне и с большими щитами. Все же верданно не оставляли своих детей на верную смерть.
Они догнали ее в нескольких шагах от ближайшего фургона. Трое вооруженных. Два щита оказались перед ней, один сверху. Стук, стук, стук. Очередная стрела ударила в железную оковку щита с такой силой, что древко разбилось в щепки.
– Куда бежишь, глупая?!
Это был тот, с кем она разговаривала. На этот раз схватил крепко, до боли, словно желая сломать ей кости.
– Слушай! – Она дернулась, разрывая рукав. – Слушай!!!
Из-за боевых фургонов донесся рык, звон стали, крики раненых и умирающих. А еще звук выламываемых досок, рубки дерева.
Они застыли на мгновение, все трое.
– Там нет конных, они атакуют пешими! С лестницами и чем-то, что ломает борта фургонов!
