Боярин Годунов вывернул из проходов в какую-то проходную горницу, отошел к окну, встал боком к нему:
– Так как, сказываешь, друже, в набег сходил?
– Славно сходил. Пока свеи сообразили, что их грабят, три обоза взять успел. Четыре деревни пожгли, пару девок словили, побили кое-кого из людишек тамошних… Но не развернуться там. Земли дикие, лес да скалы. Селения нищие и малолюдные, от одного до другого полный день пути…
– Идет… – перебил его постельничий, сделал шаг в сторону, склонился в поклоне: – Доброго дня, княгиня Анастасия! Рад видеть в добром здравии. Как тебя ныне государь приветил? Развеял ли тревоги и сомнения?
– Государь ныне сам в раздумьях тяжких пребывает, – замедлила шаг женщина, за которой едва поспевали двое несчастных толстяков в своих бобровых и собольих шубах. – Грешно его лишними заботами тяготить.
– Мой друг, я уверен, тоже хотел бы выразить тебе свое уважение, княгиня, – спохватился боярин Годунов. – Позволь представить храброго хана Саин-Булата, царя града Касимова с уездом и сводного брата нашего государя.
– Твой друг, Дмитрий Иванович, сегодня так хотел выразить свое уважение, что едва дырки во мне не проглядел, – чуть скривила губы женщина. – Нешто медом я ныне намазана, храбрый хан, али брови у меня поперек лба выросли?
– Твои брови подобны крыльям чайки, парящей над горным озером, над прохладной голубизной, манящей усталого путника глотком сладкой влаги, – приложил ладонь к груди татарский правитель. – Твои губы подобны спелой вишне, и ни один мед не способен сравниться со сладостью прикосновения к сим волшебным устам. Твой лик изящен и тонок, словно вырезан резцом лучшего византийского мастера из чистейшего мрамора, твои волосы подобны морским волнам, зовущим жертвы к неведомым чудесам, твоя шея бела и высока и способна вызвать зависть у самого прекрасного из лебедей. Разве способен простой смертный оторвать свой взор от столь великой и безупречной красоты? Сей подвиг выше сил человеческих! Воистину велик счастьем тот муж, что способен лицезреть подобное чудо целиком, прикасаться к нему, греть дыханием и желанием своим…
Княгиня опустила взгляд и стремительно промчалась мимо, прочь из горницы. Бояре, жалобно застонав, погнались за хозяйкой.
– Я что-то сказал не так? – растерянно обратился к постельничему Саин-Булат.
– Даже не знаю… – неуверенно ответил Дмитрий. – Обидного, мне так кажется, ничего не прозвучало… Хотя… Не знаю.
– Вот проклятье! – поморщился касимовский царь. – Не понимаю, как это у меня вдруг вырвалось? Нужно было просто помолчать!
– Положим, когда спрашивают, надобно что-то отвечать… Ты и ответил… – Боярин Годунов растерянно почесал в затылке.
– Хотя пустое. – В отчаянии махнул рукой татарский хан. – Что мне с обид или прощений чужой жены?
– Вдовы, – поправил его постельничий. – Княгиня Анастасия Черкасская ужо года три как овдовела. Иначе с чего ей самолично на поклон к государю приезжать? Муж бы обо всем хлопотал. Посему любые знаки внимания от любых мужчин она имеет право принимать с чистой совестью. Даже для траура все положенные сроки она уже выходила.
– Какие знаки внимания?
– Юра, мне больно!
– Ой, друже, прости! – Касимовский царь отдернул руку. Он и сам не заметил, как крепко вцепился пальцами боярину в плечо. – Ты токмо говори, Дима! Ну же! Боярин, у нас в Крыму, да и в Касимове отродясь такого не бывало, чтобы женщина на пиры приходила али по делам с мужами иными беседовала! Я и близко не понимаю, как к делу такому подступиться, что делать в положении сем полагается? Что за знаки? Как передавать, куда указывать?
– Эк тебя проняло, – потер плечо боярин Годунов. – У нас, коли баба по нраву пришлась, так ее в церковь проводить можно али из церкви до дома. Дело сие богоугодное, пристойное, никто и словом не попрекнет. Хотя… Ты же басурманин, тебе в церковь ходу нет. Еще на охоте можно встречаться, беседы вести, помогать в нуждах мелких, на праздники какие позвать… Вот… Вот токмо государю сейчас не до охоты. И вообще люду русскому не до праздников.
– Тогда как?! – чуть не зарычал татарский хан.
– Попробуй подарки послать. И письмо с извинениями. Дескать, обидеть не хотел. Коли подарки вернет, то твое дело сторона. Не интересен. Коли примет, сие есть знак согласия. Значит, и от встречи не откажется. Надобно токмо повод найти.
– Подарок… – Хан Саин-Булат задумчиво облизнулся. – Хорошо! А где она живет?
– К вечеру узнаю, скажу, – пообещал постельничий.
– Век благодарен буду, друже! – Татарский царь снова крепко вцепился в плечо боярина, вынудив того опять поморщиться от боли, и тут же умчался по коридорам.
Найти подарок в богатом торговом Великом Новгороде никакого труда не составило. Первая же ювелирная лавка предоставила такой выбор – глаза разбежались. Куда труднее оказалось дождаться боярина Годунова, принесшего долгожданный адрес постоялого двора, приютившего княгиню.
Вечером касимовский хан, старательно подбирая слова, начертал письмо с извинениями за свою дерзость, и едва взошло солнце, отправил его с нукером, присовокупив к посланию шкатулку с драгоценностями.
Теперь ему оставалось только надеяться и ждать.
* * *
Все было неправильно! Неправильно от начала и до конца, с самой первой встречи!
Княгиня Анастасия Черкасская глубоко и шумно втянула носом воздух, выдохнула через рот и вытянула руку, проведя кончиками пальцев по резной крышке маленького ларца, переливающегося перламутровой краской. Она сидела на табурете в светелке у опочивальни, перед большим зеркалом из полированного серебра, поставленным между окнами, а верная Синява, служащая госпоже еще с детских лет, не спеша вычесывала длинные каштановые волосы хозяйки, украшенные слабыми завитками, частым черепаховым гребнем.
Все было неправильно! Все было странно и непривычно.
Анастасия Мстиславская, как и полагается знатной деве, вышла замуж в пятнадцать лет с небольшим, скрепив брачным союзом отношения не самого великого княжеского рода, только-только перебравшегося на Русь из стремительно дичающей Литвы, заполоненной католиками и лютеранами, – и поднимающегося из неизвестности рода князей Черкасских, родственников покойной царицы Марии.
На протяжении многих лет она честно исполняла свой супружеский долг, проводя четыре ночи в неделю – за исключением постных дней и его отъездов на службу – в постели мужа, следя за хозяйством в отсутствие супруга и бдя себя перед слугами, родственниками и прочими людьми. Зачать детей она, правда, не смогла, однако никаких нареканий и попреков не заслужила. Молебны заказывала, с паломничествами к разным святым местам ходила, со знахарками советовалась. Но, увы – не зачала. Не довелось.
Все старания, честность и послушание юной княгини оказались вознаграждены спустя двенадцать лет, когда ее уже достаточно великовозрастный супруг внезапно не вернулся со службы, преставившись где-то в мордовских лесах из-за самых банальных колик в животе. То ли съел что-то неудачно, то ли воды плохой выпил. И княгиня Анастасия стала полновластной хозяйкой полутора сотен деревень, многих лесов, ловов и пашен, сразу трех усадеб, семидесяти холопов и всей княжеской свиты. Разумеется, вместе с пашнями и титулами вдова унаследовала и обязанности – однако Разрядному приказу нет дела до знатности призванных в ополчение воинов, в росписи указывается только их число. Княгиня Черкасская исправно выставляла на службу пятьдесят полностью снаряженных холопов с двумя боярами-сотниками во главе, и потому у казны к ней не имелось никаких претензий. Старательные намеки родственников мужа и родителей о том, что вдове надо бы отречься от мирских утех и уйти скорбеть в монастырь, женщина пропустила мимо ушей и стала жить самовластной хозяйкой, по своему разумению и в полное свое удовольствие – устраивая охоты и пиры, покупая наряды и драгоценности, обустраивая на свой вкус усадьбы и выезды.
