– Костя и Диана будут здесь до самого вашего отлета. Светлану доставят сюда же. Ты можешь приходить сюда в любое время.
Сестра не видела изувеченных тел детей, не смотрела в глаза их матерей и отцов, не слышала, как рыдают после смены пожарные и полицейские, выносившие останки людей из обломков самолета. Она не понимала, какой страшной и несправедливой может быть смерть.
В морг Виталий приезжал каждый день. Он помогал Маркусу одевать детей. Брюки и пиджак для Кости. Свадебное платье для Дианы. «Платье Принцессы – ей бы очень понравилось!» Маркус вплел ей в волосы цветы. В Осетии это не принято, но Виталий решил оставить. Диана любила цветы, и Маркус очень старался. Калоев засиживался у гробов до поздней ночи, а иногда и до рассвета, если вдруг забывался там же сном.
Он больше не верил в судьбу или Бога. Теперь он верил только в себя и этих людей, отложивших на время свою жизнь, чтобы помочь ему.
Свету искали еще долгих семь дней. Ее тело экспертам пришлось собирать по частям. Опознать смогли только по слепку зубов и результатам нескольких генетических экспертиз. Одежду, купленную Калоевым для жены, Маркус положил рядом с останками…
– Они родились в один день – твоя и моя Диана. – Пастор Майер посмотрел на Виталия и залпом, как только что учил его русский друг, выпил рюмку.
Уже около часа в компании с Катериной и Михаэлем Освальдом они дожидались в VIP-зале, когда объявят посадку на рейс до Москвы.
– Я не понимаю, о какой Диане ты говоришь.
– Мою жену тоже зовут Диана, и день рождения у нее, так же как у твоей дочери, 7 марта. Я понял это сегодня, когда служил над гробами, перед тем как их погрузили в самолет, увидел дату рождения Дианы на бирке гроба… – Пастор замолчал на несколько секунд, словно собираясь с силами, чтобы сказать что-то важное. – И моего младшего сына зовут так же, как звали твоего, – Константин. Слишком много совпадений. Я думаю, это знак…
Виталий не нашел, что ответить на это. Он больше не верил в судьбу или Бога. Теперь он верил только в себя и этих людей, отложивших на время свою жизнь, чтобы помочь ему.
– Диспетчер, который дежурил в ту ночь, работает в этом здании? – спросил он после короткой паузы.
– Да.
– Он появляется там?
– Нет. Я пытался его разыскать. Мы по просьбе «Скайгайд» проводили поминальную службу по жертвам трагедии через неделю после катастрофы. Этого диспетчера на ней не было. Через несколько дней я звонил и спрашивал о нем, предлагал нашу помощь, но мне сказали, что у него нервный срыв и он проходит лечение в психиатрической клинике. А почему ты спрашиваешь?
– Я бы хотел с ним поговорить… Не понимаю, почему он до сих пор не объяснился, не принес извинений.
– Наверно, он не в себе, Виталий, – предположил пастор. – Думаю, нужно подождать.
– Я очень вам всем благодарен! – Калоев поднял рюмку и обвел взглядом всех сидевших за столом. – Спасибо! Без вас я бы не смог улететь домой.
Пастор Майер договорился о перевозке тел в Москву самолетом Swiss Air. От перелета бортом МЧС Виталию пришлось отказаться. Самолет летел в Уфу, и российские чиновники, занимавшиеся всеми организационными вопросами на месте катастрофы, отказали Виталию в просьбе совершить посадку в Москве. «Из Уфы не летают самолеты во Владикавказ. Как я буду добираться оттуда до дома с тремя гробами?» – пытался объяснить им Виталий. Чиновники только отмахивались: «Ваши проблемы. У нас прямой рейс до Уфы». А когда Калоев решил вывозить тела самостоятельно, с помощью пастора Майера, стали еще и препятствия чинить в оформлении бумаг: «Не принимайте ни от кого помощи. Это характеризует нас не лучшим образом!» Виталий ответил матом. От него отстали.
Беспристрастный женский голос объявил посадку на самолет. Пастор вместе с Михаэлем проводили Виталия до рукава, а затем поднялись на открытую террасу, с которой открывается вид на посадочную полосу. Они стояли там до тех пор, пока самолет с Виталием Калоевым на борту не стал едва различимой точкой.
Когда Калоев решил вывозить тела самостоятельно, с помощью пастора Майера, чиновники стали чинить препятствия в оформлении бумаг: «Не принимайте ни от кого помощи. Это характеризует нас не лучшим образом!» Виталий ответил матом. От него отстали.
В аэропорту Владикавказа его встречали тысячи людей. Живой бурной рекой толпа стекала вдоль дороги к зданию аэровокзала. Пришли, наверное, все родственники (только фамилия Калоевых насчитывает около шести сотен дворов в Осетии), друзья, соседи и просто неравнодушные люди, решившие поддержать в горе своего земляка. Женщины причитали и плакали, мужчины несли венки и цветы. Все три дня, что стояли в доме Калоева гробы, паломничество к ним не прекращалось. А в день похорон людей было столько, что пришлось перекрыть для движения транспорта несколько улиц.
Организацию поминок, как и положено у осетин, взяли на себя соседи. Это незыблемая, веками существующая традиция. Живущие рядом люди сами, без просьб и напоминаний, берут на себя все хлопоты: готовят еду, принимают и рассаживают за столами гостей, убирают и моют посуду. И дело даже не в том, что не помочь соседу в горе – несмываемый позор, осетины считают, что проводить покойника – это общий долг, при этом неважно, какой национальности был усопший.
Женщины причитали и плакали, мужчины несли венки и цветы. Все три дня, что стояли в доме Калоева гробы, паломничество к ним не прекращалось. А в день похорон людей было столько, что пришлось перекрыть для движения транспорта несколько улиц.
Сейчас, когда многие в Осетии живут в многоквартирных домах, жильцы своими силами строят во дворах «хадзары» – небольшие дома с кухнями, в которых и проводят поминки. Это, конечно, не единственное их предназначение: также все вместе там отмечают рождение детей, свадьбы или просто собираются по вечерам за нардами, чаем или чем покрепче. Осетины привыкли жить общиной и не изменяют себе даже под нажимом стирающей все национальные традиции глобализации.
– Виталик, ты, может быть, что-нибудь поешь? – сестра Зоя уже в который раз пыталась накормить брата.
– Нет, спасибо, не хочу.
Он просидел у гробов все три дня, пока они находились дома. Даже спал рядом с ними. После похорон Виталий все время проводил или на кладбище, или у кроватей, которые выставляют по традиции в зале. На них портреты умерших и личные вещи. На сороковой день их разбирают родственники на память. Калоев разрешил раздать нуждающимся одежду, оставил только несколько платьев Дианы и костюм Кости, но в детских комнатах попросил ничего не трогать. Любимая кукла дочери и ее рисунки, энциклопедия, с которой не расставался Костик, и его поделки из каштанов – все останется так, как было при жизни детей.
Глава 8
Аффект
