Милошевич, грузный мужчина с высоким лбом и светлыми, тщательно зачесанными назад волосами, тепло встретил меня в своей до неприличия роскошной приемной и усадил в обитое темно-красным бархатом кресло напротив.
Десять лет спустя Милошевича будет судить в Гааге Международный трибунал по бывшей Югославии – за резню в Косово где тысячи албанцев были убийты или стали жертвами насилия, сто шестьдесят четыре тысячи стали беженцами. В октябре 2004 года, в возрасте шестидесяти пяти лет он был найден мертвым в своей камере, до окончания суда.
Но всему этому еще предстояло произойти. А тогда я получил удовольствие от живой беседы с разумным человеком, готовым делать бизнес. Сербы, пожалуй, единственный народ в Восточной Европе, которому не присущ антисемитизм как национальная традиция, так что мне не пришлось столкнуться с распространенным среди славян подозрением: «евреи покупают нас».
– Я не могу продать ни одной из наших больших газет, – сказал Милошевич, – потому что одна из них принадлежит партии, а другая – правительству. Но у нас есть еще одна газета, которая называется «Политика». Может, она вам больше подойдет.
– Я хорошо знаком с ней.
Милошевич удивился:
– Откуда?
– Мой отец читал ее по утрам.
Я купил «Политику» и вернулся в Израиль на свадьбу дочери.
Мерав решила выйти замуж (в первый раз) за свою первую школьную любовь. Наша младшая дочь, этот кучерявый комок энергии, давно уже отказалась от своей мечты стать актрисой и решила пойти по стопам покойной сестры – начала изучать психологию в Тель-Авивском университете. Я был рад ее решению, но не стал особо расспрашивать о мотивах. Пожалуй, понадобится изучить психологию, чтобы понять, почему она решила заняться психологией.
За шесть дней до того, 2 августа 1990 года, Ирак вторгся в Кувейт, ООН ввела санкции, в воздухе запахло войной. Максвелл, верный своей любви к драматизму, из солидарности прилетел в Израиль, и я пригласил его на свадьбу, которую устроили в банкетном саду в пятнадцати минутах езды от Тель-Авива. Вскоре после начала свадьбы появился лимузин Максвелла, оказавшийся пустым. Еще через десять минут раздался страшный шум, деревья и кусты пригнулись, подолы блестящих платьев взлетели кверху, обнажив прелестные ножки, и в самый разгар церемонии приземлился огромный вертолет, из которого вышел ужасно довольный собой Максвелл.
Доехать до аэропорта Дов, нанять вертолет, получить разрешение на взлет и посадку и прилететь на свадьбу заняло в два раза больше времени, чем если бы он просто приехал на своем лимузине, но таков был Максвелл. Он никогда не упускал возможности произвести впечатление.
В конце ноября Совет Безопасности ООН принял резолюцию № 678, позволяющую ее членам использовать все необходимые средства для того, чтобы Ирак безоговорочно вывел свои войска из Кувейта, – это был военный ультиматум Ираку, и Максвелл снова прилетел в Израиль. Мы сидели в его люксе в отеле «Царь Давид» в Иерусалиме. Максвелл сказал:
– Томи, завтра мы летим в Хорватию покупать газету.
– Роберт, они не продадут тебе газету.
– Почему нет?
– Потому что Туджман не продаст газету еврею.
За год до того президент Хорватии Франьо Туджман опубликовал свою странную книгу «Пустоши исторической действительности», в которой, помимо прочего, утверждал, что во время Катастрофы погибло всего девятьсот тысяч евреев, что евреи управляли концентрационными лагерями в Хорватии и что «новый европейский порядок Гитлера был оправдан необходимостью потеснить евреев». Это было написано, надо заметить, не в сороковые годы, а в 1989 году главой демократического государства, который был избран на свободных выборах.
– Неважно, – сказал Максвелл, – все равно поедем.
На следующий день мы вылетели на его самолете в Загреб, столицу Хорватии. Когда самолет кружил над Загребом, диспетчер сообщил, что погодные условия не позволяют совершить посадку, и направил нас в Любляну, столицу Словении. Когда мы приземлились в Любляне, в аэропорту не было ни души. Какой-то грузовик убрал снег с одной из полос и исчез. Мы остались одни. Дворецкий Максвелла Фредди держал над ним большой черный зонт, в другой руке у него был костюм хозяина, и мы ждали сами не зная чего.
Минут через пятнадцать пришел заспанный таможенник.
– Добродошли, – сказал он, – паспорта, пожалуйста!
Он взглянул на наши паспорта, поставил печати и исчез. Мы вышли пешком из аэропорта и оказались на темной улице – Максвелл, я, дворецкий Фредди, блондинка-стюардесса и два пилота, а на горизонте ни одного такси.
В конце концов я нашел ночного сторожа, согласившегося за несколько долларов вызвать такси, которое отвезло нас в маленькую жалкую гостиницу под названием «Слон». Еще за несколько долларов усталый официант согласился открыть для нас кафе гостиницы. Я с опаской посмотрел на Максвелла. Он был фантастически нетерпелив, и я был уверен, что он вот-вот взорвется. Но случилось все наоборот: он сбросил ботинки и налил всем нам дешевой сливовицы.
– Я дома, – сообщил он нам, – я вырос точно в таком месте.
Он просидел с нами до трех утра, рассказывая всякие истории, развлекая нас, обмениваясь со мной неприличными анекдотами на ломаном венгерском, к изумлению стюардессы. На следующий день, когда я пришел будить его, она открыла мне дверь в коротеньком халатике и со смущенной улыбкой. Недюжинный аппетит босса, как оказалось, не ограничивался едой и газетами.
Мы снова полетели в Хорватию, где нас принял Туджман, косноязычный человек в очках, похожий на филина. Создавалось впечатление, что он возмущен тем, что Максвелл выше его на целую голову. С самого начала было ясно, что он не собирается продавать «свою» газету еврейскому миллиардеру. И тогда министр туризма, сидевший рядом с ним, предложил нам купить остров Тито.
– Ты же не собираешься и впрямь покупать остров, – шепнул я Максвеллу по-венгерски.
– Почему бы и нет? – прошептал он мне в ответ.
Через два часа мы снова были в самолете. Летели на базу хорватского флота. Там нас поджидал вертолет, на котором мы отправились вдоль искрящихся излучин реки Савы, до небольшого озера возле городка Блед, где приземлились на острове. И посреди серой и гнетущей Восточной Европы обнаружили, что находимся в стране Оз. Белые лебеди скользили по синей глади озера, утки ковыляли по большому ухоженному парку, напоминавшему сады Кью в Лондоне. По одну сторону парка располагался большой дворец, по другую – маленький. Среди деревьев ходили олени, а рыжие ирландские сеттеры возлежали у пылающего камина, все еще ожидая своего умершего хозяина. Мне стало тоскливо. Я уважал Тито за ту роль, которую он сыграл в войне, и был благодарен ему за то, что дал мне уехать в Израиль сорок два года тому назад, поэтому грустно было видеть, как испортила его власть на склоне лет.
– Господа, – обратился Максвелл к нашим сопровождающим, – я всерьез подумываю о покупке этого острова.
