– Знаешь, мы оба чувствовали в этом такой
изысканно-извращенный смак, что не спешили, не спешили… Вернее, мама не
спешила. Или сперва не могла сообразить, как ей поступить правильно.
– Правильно? – переспросил я невольно. – Что
же тут правильного, когда сын трахает собственную мать?
Он фыркнул.
– Ну, во-первых, ей спокойнее, когда разряжаюсь дома, а
не на улице, где и СПИД, и венерические, и хитрые девки, что то денег требуют,
то угрожают привлечь за изнасилование, если что-то им не сделаю. Она же слышит
жалобы подруг, у которых сыновья то и дело влипают в какие-то неприятности!
Во-вторых, разве наша мама не хороша? Выглядит молодо, а тело у нее сочное…
Хоть и показывают в рекламе молоденьких гимнасток, но у меня что-то эти
гуттаперчевые задницы не вызывают отклика. Зато когда маму беру за мягкую жопу,
у меня сразу пенис наготове, как бы я ни устал и ни набегался в фирме… А ты
что, ничего не чувствуешь? Теперь, когда знаешь?
Я прислушался к себе, признался:
– Да, есть. Но это же неправильно! Как если бы… ну, там
всякие гомосеки…
Он изумился:
– Ты что? То извращенцы, мужчины с мужчинами! А здесь
самая что ни есть норма! Во-первых, мы маму любим, а во-вторых, с кем еще и
начинать трахаться, как не с мамой? Уж точно с нею всегда покой, уют и ласка! И
она нас любит, как ты догадываешься.
Я потряс головой.
– То другая любовь!
Он расхохотался.
– Да ладно тебе… Она настолько рядом, что грани и не
видно вовсе. Тебя уже завело, признайся, как только допустил саму мысль, что
это возможно!..
Я подумал, спросил осторожно:
– Погоди, у нее же климакса еще не было?
– Нет, ей рано.
– И как…
– В смысле? А, чтоб не забеременела?
Я кивнул.
– Точно.
Он почесал затылок.
– Сперва наугад, а потом мне самому пришлось вести ее
менструальный календарь, она стеснялась. А в опасные дни, когда могла
забеременеть, пользовался ее анусом.
Я покрутил головой, не зная, что сказать, он не понял моего
молчания, сказал, защищаясь:
– А как иначе? Презервативами как-то глупо, а я не
хочу, чтобы она ходила на аборты.
Мелодично прозвенел мобильник, Денис торопливо выхватил из
кармана черную плоскую коробочку.
– Алло?.. Ну да, я тоже бешусь!.. Скоты, это ж не
выборы какие-нибудь сраные, кому они нужны, а футбол – нужен!.. Ну?.. И я
говорю!.. Ага… ага… ага… ну?.. Ага, и я… Ну?
Он откинулся на спинку дивана, лицо разгладилось, повеселел,
иногда похохатывал. Я потихоньку поднялся, мама хотела меня увидеть и
поговорить, тревожится за мое душевное состояние.
Глава 15
На кухне яркий свет, вкусно пахнет, мама на кухне ко мне
спиной, нарезает огурцы тонкими прозрачными ломтиками. Я остановился в дверном
проеме, всматриваясь в нее уже другими глазами. Молодое и сочное тело, такими
становятся те девочки, что живут в тепле и уюте. На их твердом мясе нарастает
сладенький такой нежный жирок, что придает особое очарование. Когда выходят на
улицу в топ-майках, открывая животики, то привлекательнее кажутся как раз те, у
кого на боках уже наросли великолепные такие валики… На обложки журналов хороши
как раз гимнастки с идеальными талиями, где ни капли жира, но для мужских рук лучше
эти, с валиками.
Я подошел сзади вплотную, как делал всегда, обхватил, в
очередной раз отмечая, что в талии прибавила еще чуток. Пальцы захватили на ее
мягком животе толстую горячую складку, она и раньше попадалась, тогда ее мял и
щупал, ехидно комментируя, что ага-ага, снова потолстела, но сейчас, вспоминая
слова брата, медленно перебирал эту сладкую плоть, все так же прижавшись,
пальцы все сильнее сжимали горячее тело.
Пенис, сволочь, сразу начал вздуваться, наливаться горячей
тяжестью. Я поспешно выгнул хребет, как кот на мусорке, отодвигая зад, но
пальцы не разжал, не смог. В мозгу уже горячая каша, снова прижался, руки
начали подниматься по ее телу, перебирая пальцами горячие сладкие валики
живота. Вот сейчас в мои ладони опустится горячая тяжелая грудь, на миг
испугался своей дерзости, пальцы остановились на мягких и горячих складках,
сжались, чувствуя нежную и податливую плоть.
Некоторое время я мял и щупал, отдаваясь странному и очень
острому ощущению нарушения запретности, как будто одним ударом разнес
монолитную стену, ранее казавшуюся нерушимой, а за ней огромный захватывающий
мир, который принадлежит только мне.
Она продолжала строгать огурец, только руки двигались
медленнее, а когда закончила с одним, очень неспешно и осторожно взяла второй.
По миллиметру поднимая ладони, я коснулся бюстгальтера, тяжелого и
старомодного, подлез под твердую окантовку. Пальцы коснулись мягкой и горячей
груди, тяжелой и в то же время податливо-послушной. Ладони сдвинулись вверх уже
сами, сладкая горячая тяжесть легла в ладони тихо и безропотно. Пальцы сами по
себе накрыли быстро поднимающиеся соски, оба сразу затвердели, я чуточку их
сжал, мама судорожно вздохнула.
Мозг не отключился, но его как бы отстранили от активного
участия, оставив в роли наблюдателя, а власть над телом взяла волосатая
обезьяна. Я высвободил одну руку, второй держал в ладони грудь, в один прием
ухитрился расстегнуть и спустить штаны, торопливо задрал подол. Ягодицы
крупные, тронутые целлюлитом, горячие и широкие, я чуть согнул колени и направил
пенис в горячую влажную щель, умоляя его сдержаться и не выплеснуть весь гель
мне в ладони.
Мама медленно наклонилась к плите, опершись локтями. Я жадно
ухватил ее за бедра и вошел с жадным выдохом облегчения, словно наконец-то
переступил порог рая. Наслаждение начало нарастать в бешеном темпе. Я думал,
что вот сразу и кончу, однако экстаз все нарастал и нарастал, а когда я уже
думал, что и сам кончусь, мое тело взорвалось неистовым оргазмом. Я сжал
ягодицы, зарычал, колени подогнулись, я чуть не упал, пару минут держался на
дрожащих ногах, наконец заставил себя отклеиться и торопливо поднял брюки.
Руки тоже дрожат, так же задрожал бы и голос, если бы я
осмелился заговорить. Придерживая брюки, я суетливо сунулся в ванную, слава
богу, соседняя дверь, все еще дрожащими руками вымыл пенис в раковине. Морда в
зеркале потрясенная, глаза вытаращенные.
Денис сидит, все так же развалившись на диване, тычет перед
собой в воздух пультиком, словно наносит короткие уколы невидимой шпагой.
– Еще семь минут до футбола, – пожаловался
он, – а смотреть нечего! Когда было четыре канала, и то находил, что
посмотреть!
Я пробормотал:
– Теперь все под спортивные отдали…
– Я и шарю по спортивным, – возразил он. – А
что еще смотреть? Не культуру же или науку? Скучно…
