– А клей особый или «Момент» какой-нибудь?
– Сам ты момент, – обиделась она. – Триста
долларов за тюбик! Гарантированно шесть часов держит сосок вытянутым и вздутым.
А добавки красного перца придают цвет и объем.
– Это не вредно?
Она отмахнулась:
– Милый, мне нужен успех, при чем здесь здоровье? Будут
у меня миллионы, найму докторов, станут следить за моим здоровьем.
Я усомнился:
– А не поздно будет?
– Не поздно, – заверила она. – Если много
денег, все лечат. Даже рак любой степени убирают, только это очень дорого, но
топ-звездам по карману. Так что не трусь, один раз живем, не так ли?
– Так, – подтвердил я, – конечно, так…
– А если один раз, то и взять нужно все, согласен?
– Ну да…
Она сбросила наконец артистический костюмчик, крупная грудь
слегка отвисла под собственной тяжестью. Я ожидал, что осчастливленная Лариска
возжелает на радостях коитуса, но она спорхнула с моих колен и красиво встала
под душ. Грудь без имплантатов, да, хотя, если честно, для нас, мужчин, какая
разница?
– Трудись, трудись, – крикнула она из-под
серебряной струи дождика. – Набирай больше воздуха и дуйся, дуйся!..
– Добрая ты душа, – буркнул я.
– Только глазки береги! А то лопнут.
Глава 5
Потом я чистил зубы, бриться необязательно, а Лариска спешно
приготовила яичницу с ветчиной и кофе. Мы одновременно впрыгнули в лифт, оба
опаздываем, выскочили из дома, провожаемые равнодушным взглядом консьержки.
А совсем недавно, мелькнула мысль, я чувствовал бы себя
героем. Нарушителем устоев! Но сейчас никому нет дела, с кем спишь. Даже мужья
уже не ревнуют жен. Ревновали, когда те сидели дома, а вот так, когда жена
уходит на службу и там исчезает до вечера, ревнуй – не ревнуй, ничего не
изменишь.
Если понятие греха исчезнет, сказало во мне что-то
невеселое, жизнь абсолютного большинства населения потеряет большую часть
радости. Вся средневековая литература только на том и построена, что отважный
любовник преодолевает массу препятствий, подвергается страшным опасностям, а
все только для того, чтобы тайком встретиться с замужней дамой и успеть
подержать ее за сиськи. Ну а если удастся совокупиться – так это вообще отпад,
верх всего на свете!.. Прям неземное счастье, достойно воспевания в литературе,
в музыке, операх и запечатлевания на полотнах. А если обманутый муж узнавал о
таком позоре, то обязательно находил и убивал оскорбителя, и это было нормой. А
чаще убивал обоих. Иногда потом убивался и сам.
Но теперь замужние сами идут в бар и снимают понравившихся
мужчин. И что? Да ничего, все серо и обыденно. Радость траханья чужих жен
обнулилась.
– Такси! – закричала Лариска.
Одна из машин, припаркованных у бровки, сорвалась и ринулась
к нам. Я открыл дверцу перед Лариской.
– Гони на Большую Садовую! – сказал
водителю. – Опаздываем.
Лариска деловито опустила лямки сарафана и подновляла соски
затвердевающим пурпуром. Я перехватил взгляд водителя, Лариска тоже заметила,
что наблюдает за ее манипуляциями, но не обращала внимания. Как время летит,
подумал я ошарашенно. Не мое, конечно, а вообще. В Средние века женщина не
смела выйти на улицу или даже дома не могла показаться перед гостями с
непокрытой головой. Волосы должны быть всегда закрытыми! Потом пошла мода
закрывать их париками, строить сложнейшие прически, ибо когда прическа – то
волосы как бы тоже одеты, а вот если их распустить, то… сразу – распущенная
женщина!
При взгляде на длинные волосы всегда чувствуешь приятное
щекотание в гениталиях. Женщина с непокрытыми волосами воспринималась как
голая, что в какой-то мере понятно, ибо сразу вспыхивает эротическое влечение,
выражаясь вычурным языком вчерашней культуры.
Стильные девочки с короткими или ультракороткими стрижками
выглядят красиво на обложках журналов, красиво даже на вкладках и постерах,
иногда даже в реале, но это та же красота, что разглядывать картины Пикассо или
Дали. Вроде изысканно, с первого взгляда видно, что постарались, много денег и
усилий вложили, но это красота заснеженной елки в новогоднем лесу. Красиво, но
трахать елку не приходит в голову.
И конечно, платье тоже должно было волочиться по полу, ибо
показать даже лодыжку – верх безнравственности и порочности. А потом платье все
укорачивалось и укорачивалось, укорачивалось и укорачивалось… Для того,
понятно, чтобы показывать еще на сантиметр больше ранее не показываемой кожи
задней конечности. Потом еще, потом еще…
Сейчас платья укоротились до предела в буквальном смысле.
Укоротить еще – тогда зачем они вообще? Платье – для того, чтобы прикрывать
срамные места. Но убрать сантиметр – и все будет экспонировано. Или платье
станет чем-то вроде галстука, который тоже непонятно зачем?
А сейчас, с такой длиной платья, весь смак в том, что
срамные места вроде бы и прикрыты, но стоит женщине наклониться… а наклониться
всегда есть повод: хоть в магазине удобнее уложить товары в корзине, хоть на
улице, заприметив понравившегося парня, остановиться перед ним и наклониться,
поправляя обувь.
Разумеется, никто не рискнет демонстрировать плохо вытертую
жопу и вялые половые губы, потому спрос на подкачивание геля возрос
многократно. Лариска права, женщинам нужно спешить, пока волна спроса, вернее,
интереса, не ушла.
Машина остановилась у тротуара, я сунул водителю
приготовленные деньги, выскочили с Лариской, довольные, что не опоздали.
Наш медиацентр быстро наращивает мускулы, за последние три
года дважды менял место. Всякий раз хозяева выбирали суперсовременное здание,
казалось, целиком из стекла и металла. Стены, разделенные на широкие квадраты,
выглядят затемненными окнами бандитского бээмвэ, к которому гаишники стараются
не приближаться, а омоновцы подходят, держа автоматы на изготовку.
Сегодня день на работе прошел сумбурно и безалаберно. Обычно
Коновалов, наш шеф, сам приносил заказы, а сегодня прислал олухов, что не могли
связать два слова, только упорно твердили, что им нужны компьютерные
спецэффекты, а какие и для чего, что именно нужно подчеркнуть, что выделить – мычали
и снова важно говорили, что эффекты должны быть крутыми.
Я подобрал кое-что из готового, скомпоновал, ушли довольные,
оплатили щедро, но остался нехороший осадок. Ну не нравится мне обслуживать
высоким искусством компьютерной графики извозчиков и домохозяек.
…и когда я красиво и героически погибну, она увидит,
насколько ошибалась в моей преданной любви и верности! И упадет на мой еще
теплый труп и зарыдает, но, увы, не вернуть, я лежу весь изрубленный, кровь
струится из многочисленных ран, смертная пелена застилает взор, последний вздох
срывается с моих уст, а принцесса вскрикивает в горе:
