Ольга сказала обиженно:
– Славик, ты ничего не понимаешь! Если свежий навоз, то
да, а если навоз верблюда, который жил три тысячи лет тому…
Люша спросил хитро:
– А если верблюд, на котором Иисус Христос въехал в
Иерусалим? Навозу такого верблюда цены нет!
Он говорил совершенно серьезно, я видел по его глазам, по
лицу, по жестам. Говорит и верит, что это в самом деле так, что навоз верблюда,
что помер три тысячи лет тому, ценен уже потому, что ему три тысячи лет. Этого
достаточно, чтобы стать ценностью архитектурной, если верблюд навалил большую
кучу, или просто археологической, если куча не слишком, не слишком велика и
фигурна.
А вдруг, мелькнуло в черепе паническое, все-таки не мир
сошел с ума, а это я такой вот… в самом деле ненормальный? Не могут же все ошибаться?
Что я умный, знаю, но не могут же все вокруг быть абсолютнейшими идиотами?
Значит, что-то сдвинуто во мне самом?
Я примирительно улыбнулся Люше, ничего с собой не могу
поделать: ну не удается долго отстаивать свои убеждения. Да и нет их, если
честно, этих убеждений, а только смутное недовольство. Понимаю, чего не хочу,
но еще не могу внятно провякать, чего же хочу.
Люша довольно заулыбался и ушел, а я с порога балкона поднял
голову, всматриваясь в звездное небо. Сегодня просто необыкновенное, даже чернота
ушла, звезд такое несметное количество, что само небо в пятнах плотного
белесого тумана, а кое-где и вовсе пролито молоко: недаром наша Галактика
именуется Млечным Путем. Даже привычные крупные звезды тонут в мириадах мелких,
что высыпали все до единой. Не могу понять этого феномена, вчера их не видел, а
сегодня вот они все, да еще столько, как будто все небо превратилось в цветущий
вишневый сад.
Странное преображение звездного купола всколыхнуло, а затем
наполнило чем-то странным, когда и спокойствие, и воссоединение со всем миром,
включая и эти звезды, и непонятное состояние, когда я почти готов молиться… ну,
как умею, а это никак, но молиться можно, наверное, и без слов, ибо всякое
слово – ложь…
Небесная бездна, а я стою, запрокинув голову, и вот-вот
упаду в нее, понесусь между звездами…
…дом напротив стоит по ту сторону детской площадки, на
которой почти никогда не бывает детей, ее оккупировали алкаши, их не согнать,
зато два других дома совсем близко, их поставили чуточку наискось, и вот так с
балкона видно не только, что у них там на самих балконах, но и на кухне и в
комнатах. Особенно в тех, что ниже этажами.
Я засмотрелся на девушку, что вышла на лоджию с открытыми
окнами и, облокотившись на край, смотрит на площадку. Сейчас бы взобраться на
перила и – лихой прыжок в ее сторону. Все эти супермены, бэтмены и спайдермены
пользуются всякими штучками, но настоящий герой должен прыгать без них, прыгает
же Ван Дамм или Джеки Чан, а в «Матрице» так вообще все прыгают…
Как она ахнет и отшатнется, а я, красиво влетев в прыжке в
окно, перекувыркнусь… нет, это пусть азиаты кувыркаются, а я сразу приземляюсь
красиво и прочно на все обе задние лапы, улыбаюсь успокаивающе.
– Янг леди, – говорю церемонно, – не
пугайтесь, я борец со злом. Просто сокращаю дорогу, если вы не против…
Она лепечет испуганно и уже восторженно:
– Ах, я вся дрожу!..
– Вечер теплый, – успокаиваю я. – Щас
согреетесь.
– Да-да, – шепчет она. – Согрейте меня. Я уже
мокрая…
– Уписались? – спрашиваю я сочувствующе.
– Нет, – шепчет она и смотрит на меня тем самым
взглядом, когда уже на грани оргазма, – возьмите меня… Возьмите грубо,
насильно…
– Леди, – говорю я строго, – страна зовет, я
тороплюсь. Каждое мгновение дорого. Есть вещи и поважнее, чем секс!
Она в ужасе и недоумении:
– Как это? Разве такое возможно?
– Возможно! – отвечаю я трубным голосом
пророка. – У мужчин всегда есть нечто повыше простого секса! Если они –
мужчины!
Я подхожу к раскрытому окну и намереваюсь совершить новый
прыжок, а она вскрикивает:
– А если не простой, а экстремальный? Возьмите меня,
как хотите!
– Есть вещи, – отвечаю я уже голосом
архангела, – что повыше даже экстремального!
И делаю прыжок, на этот раз такой длинный, что совсем
исчезаю в ночной темноте. А девушка смотрит вслед с полуоткрытым ртом, мокрыми
трусиками и вся воспламененная, не понимающая, что в мире может быть что-то
выше секса, если по всем средствам СМИ твердят, что ничего выше уже нет…
Я вздрогнул, за спиной бодро простучали каблучки. Жаркие
руки обхватили, за ухом клацнули, пугая, зубы.
– Мечтаешь?.. Нет на звездах никаких аэлит! Мы все
здесь…
Когда ушли Барабин и Ольга – не заметил, зато Лариска встала
рядом, бодрая и свеженькая, на губах загадочная улыбка, рожа довольная.
– Жаль, – ответил я.
– Чего?
– Что нет там аэлит… Но все равно туда тянет.
Она пихнулась плечом.
– Не получится. Придется тебе вместо шагания по
звездным просторам спускаться на лифте и везти меня по грешной земле.
– А что Демьян со своей ухой?
Она улыбнулась:
– Перехватил червячка, а через час должен быть в сауне
со своими коллегами. Жена знает, что у них там совещание, так что не увильнуть.
Я буркнул:
– Так, может, и тебе? В сауну?
Она покачала головой, мне послышалось в ее голосе искреннее
сожаление:
– Кто-то да проболтается. Это здесь его жену никто не
знает. Нет уж, на сегодня с ним все… Славик, ты что-то в последнее время… или я
раньше не замечала?.. Стал какой-то не такой. Что с тобой делается?
Она прижалась горячим телом, одной рукой обхватила за талию,
другую игриво просунула за пояс и под резинку трусов. Я чувствовал ее умелые
ищущие пальцы.
– Вроде бы все на месте, – сказала она
рассудительно. – А что еще мужчине надо?.. Ну вот, все еще работает! А то
все пугают: импотенция, импотенция с каждым годом… Никакой импотенции я нигде
не вижу, все это брехня.
– Ты прелесть, – сказал я.
Она оживилась:
– Правда? И ты очень милый, Славик, я все время это
говорю. Мы с тобой такие прелести, что просто… Пойдем в комнату. Ты Таньку уже
успел?
– Нет пока.
– Чего тянешь? У тебя вон как набухло! Пойди разгрузись,
а то Барабин какое-то шампанское за пятьсот долларов принес! Надо попробовать.
В большой комнате огромный стол, подобно игристому вину,
играет и блещет хрусталем бокалов, рюмок разной формы и объема, посуды, там
громоздится жареное мясо, рыба, креветки, кучи лангустов и осьминогов…
