– Правда? Что-то ты стал какой-то сдержанный… Или у
меня сиськи измельчали? Или анус уже не такой бархатный?
– Бархатнее не бывает, – заверил я. – И
сиськи такие же классные, а то и лучше… что ты с ними только делаешь? Но ты мой
друг, а о друзьях надо заботиться. Утром ты должна быть свеженькая, не так ли?
Она кивала, жадно отхлебывала горячий кофе. Я незаметно
подсунул вазочку с печеньем, и Лариска машинально брала оттуда по одному,
сжевывала в два хрума и вытаскивала следующее.
Вообще-то я свинья какая-то: мечтаю о Габриэлле, а трахаюсь
с Лариской. И хотя по нынешним меркам все норм, это всего лишь секс, а он ни к
чему не обязывает, это для цвета лица и очистки кровеносных сосудов от
холестериновых бляшек, но слишком уж недавно закончился век со старой моралью,
и какие-то брызги на моей мохнатой шкуре еще не просохли.
Допив кофе, Лариска метнулась в ванную, я услышал, как
ударила мощная струя, Лариска заверещала, а я вернулся к компу и быстренько
закрыл все приложения. Когда в квартире женщина, у мозгов каникулы. Для общения
хватит и подкорки.
Лариска вышла блестящая от воды, как новенький автомобиль с
конвейера. За нею оставались мокрые следы: прочла где-то, что вытираться
вредно, кожу нужно увлажнять при любой возможности.
Я невольно залюбовался ее дивной фигурой секс-бомбы: мощная
грудь изумительной формы с торчащими нежно-алыми сосками в полпальца размером,
плоский живот и тонкая талия, несмотря на валики сладкого белого жирка на
боках, настолько нежные, что так и хочется укусить, длинные стройные ноги…
– Что, – спросила она, перехватив мой
взгляд, – хорошие сиськи?
– Класс, – ответил я искренне, как отвечал уже
сотни раз, – повезло тебе отрастить такие.
Она подошла вплотную, чтобы я взял эту прохладную тяжесть в
ладони, а внутри этих вторичных половых признаков уже чувствуется жар, что
быстро разогревает пальцы.
Да, мелькнула мысль, сейчас для певицы главное – сиськи. Вот
в Штатах главное для президента – рост. На выборах всегда побеждал тот, кто
выше остальных кандидатов. Во Франции, кроме роста, необходим еще и галльский
нос, только по нему Юрий Цезарь отличал их от римлян и всех прочих. Ну,
галльский нос де Голля мало кто помнит, но кто посмотрит на нос бывшего президента
Франции Ширака или на нос его преемника, Николя Саркози, тот поймет, что
требуется для президентства. Для тех, кто и новости политики пропускает, пусть
вспомнят чисто французский нос Жана Рено. Курносых президентов во Франции не
бывает, мелкорослых не бывает в Штатах, а певица с грудью меньше первого
размера, даже второго, не мыслима нигде в мире…
Лариска потащила меня в постель, надо по-быстрому
израсходовать сто килокалорий и поскорее заснуть, завтра день тяжелый.
– Чем тяжелый? – полюбопытствовал я.
– Всем, – ответила она твердо, – я начала
разучивать новую композицию, а там столько прыжков и такой отрывной танец!
– Ну, это да, в это верю.
– И платье нужно придумать новое…
– Сшить?
– Нет, сперва придумать. И насчет сисек заново, понял?
Женская грудь – это как рыба в воде: пока в руку не возьмешь – большой кажется.
Глава 5
Я скосил глаза на ее крупную пышную грудь, всегда горячую,
словно там постоянно разогревается горячее молоко, даже не молоко, а сливки или
сметана. Да, Лариска на белом коне с золотым седлом, пришел ее звездный час.
Она мне показала как-то ее первое фото в светской хронике: с обнаженной грудью
на концерте, а второе фото в зале, когда шла между рядами кресел к сцене, а
бретелька сарафана соскользнула с плеча, открыв изумительной формы грудь и, как
уверяет наш корреспондент, никаких имплантатов. Едва не ожег пальцы, помогая
смутившейся певице водрузить лямку на место, а руки у него дрожали, сами
понимаете, так что он то и дело задевал, да, сильно задевал, еще как задевал,
когда руки почему-то дрожат, всегда задеваешь…
Она легла рядом, ее умелые пальцы скользнули по моему животу
вниз, на губах понимающая улыбка, следит за моим лицом и улавливает смену моих
ощущений.
– У тебя все равно сиськи большие, – заверил
я. – Это совсем не кажется!
– Этого мало.
– А что нужно еще?
Она сказала рассудительно:
– Я ж говорила, «Покажи сиськи!» устарело, теперь «Дай
потрогать!», понял?
– Да, говорила.
– А чтобы трогать, сиськи в самом деле должны быть
крупными и плотными. Ну, с этим у меня пока в порядке, но что дальше, Славик?
Не знаю!.. Потому пока выжимаю все из старых ресурсов: ищу музыкантов получше,
с композитором работаю, чтоб не халтурил, а выдавал песню… сам знаешь, чтоб
сердца трепетали!
– Сердца? – переспросил я удивленно.
– Ну да, – подтвердила она, словно только что не
рассуждала о выпрыгивающих сиськах. – Это должно быть заложено, а я
постараюсь оттуда это вытянуть и вложить в слушающих!.. Думаешь, зря я наняла
еще и преподавателя по вокалу?.. Сиськи сиськами, но петь надо!.. Ого, ты
готов!
– Да, – согласился я, – заговорить зубы ты не
сумела.
– Да, – шепнула она сонно, – тебе все равно
придется трахать меня уже спящую.
– Спящая что резиновая… Красота!
– Извини, не могу сосать, сил нет, засыпаю…
– Да ладно, просто повернись ко мне задом.
– Только помни, у меня опасные дни…
– Ничего, я в жопу, – успокоил я, но Лариска уже
спала, тихо посапывая и легонько подергивая ногами, как щенок, которому снится,
как удирает от большой страшной собаки.
Жалко, что пить воду не грех, говорил как-то умник в
старину, вот бы казалась вкусной… Сейчас, к сожалению, в сексе уже все не грех,
так что две трети радости потеряно. А то и больше, чем две трети. Запретный
плод сладок, а когда не запретный и на каждом шагу вообще даром, то от сладкого
начинает воротить даже сладкоежек.
Лариска, умница, едва проснувшись, в темпе ополоснулась,
выпила кофе и, чмокнув меня в щеку, бросилась к двери.
– Погоди, – крикнул я вдогонку, – машина под
окнами, я тебя довезу.
Она помотала головой.
– Тебе рано!
– А тебе?
– И мне…
– Так чего же?
Она пробормотала, открывая замки:
– Пока сцена пуста, малость покручусь… Надо повторить
ряд прыжков, пока никого нет.
– Трудоголик, – сказал я. – Сдвинутая.
В окно я видел, как она прямо возле дома остановила
автомобиль, водитель тут же распахнул дверцу, нет такого мужчины, что отказался
бы ее подвезти, и Лариска исчезла.
– За работу, – сказал я, – убью дурака, если
еще раз открою двери. Или даже откликнусь.
