– Ну, – сказал Константин настороженно, –
допустим…
– Даже из такой малости, – продолжал я, чувствуя,
что вообще-то мечу бисер перед парнокопытными, но жарко, вино пошло в мозг,
язык развязался, как у Остапа, – видно, что размножение станет излишним!
Ну да, люди станут бессмертными, а что? На фиг им размножение? А раз станет излишним,
то различие полов исчезнет. За ненадобностью. В смысле, мы сами его упраздним.
Уверяю, станет модным отказываться от пенисов!.. Сперва это будет бунтарство,
вызов обществу и его замшелым устоям…
За столом воцарилось молчание, Барабин пытался заржать, но
врубился, что говорю всерьез, обиделся, начал молча ковыряться в салатах.
Константин проворчал с сомнением:
– Хочешь сказать, начнут тинейджеры?
– Ну да, – ответил я, – как всегда.
– Так они все живут пенисами!
– Но быстрее и начнут от них отказываться. Не все,
конечно.
– Ха, еще бы!
– Для революций, – пояснил я, – достаточно и
немногих. Абсолютное большинство, как всегда, просто сидит на заборе и смотрит,
по какую сторону упасть. Бурчит, не верит, осуждает, а потом просто принимает
то, что случилось. Хоть революцию, хоть контрреволюцию.
Константин пожал плечами.
– В этом и есть выживаемость общества. Страшно
подумать, если бы в революции в самом деле участвовали широкие массы, как потом
врут победители!
Все настороженно слушали, благо после выпитого надо какое-то
время просто есть, желательно молча. Люша наконец сказал пренебрежительно:
– Русский человек ради «хрен знает зачем» способен на
удивительные поступки. Может быть, и эти… нанотехнологии из той же оперы?
Я покачал головой:
– Нет, ее первыми начали американцы.
– Тогда, может, ну ее? Мы ж патриоты?
– И от мобильника откажешься? – спросил я. –
И от телевизора?..
Татьяна сказала мечтательно:
– Если американцы, тогда можно. А то наши косорукие
любую технологию скосорутят. Но еще лучше бы ее начали разрабатывать французы…
Я уточнил с недоумением:
– Почему французы?
– У них такие духи… И кремы для лица… Никаких подтяжек
не надо. Даже ботоксы можно не впрыскивать. Кожа становится нежной, как жопка
младенца.
– Французы тоже участвуют, – заверил я. –
Именно с кремами.
Барабин наполнил себе рюмку водкой, крякнул, будто уже
выпил, сказал веско:
– Я видел роботов! По ящику показывали, в футбол
играют! Потешные… Ползают, правда, как черепахи, но правила помнят назубок.
Люша хохотнул:
– Никогда роботы не смогут заменить людей! Такой
робот-футболист разве даст подножку или сдернет трусы с соперника?
– Или даст головой в грудь, как Зидан?
Я тоже засмеялся:
– Нет, там говорится про нанороботов.
– А это что за штуки?
– Это роботы размером с молекулу. Они будут собирать из
атомов все, что велит им большой компьютер, за монитором которого сидит
человек. Все из атомов…
Люша захохотал:
– Брехня, я весь из мяса, костей и малость… самую
малость… из аппетитного жирка. Так, на случай голодовки! Га-га-га!..
Все смеялись, глядя, как колышутся от смеха все этажи
подбородков Люши, как трясется желе огромных плеч, как поднимаются и сползают
громадные медузы «аппетитного жирка» на груди, а уж на вздутый живот и смотреть
жутковато.
Глава 7
Я тоже улыбался, а в голове вертится, сказать или не
сказать, что и Люша, и стул, на котором он сидит, и накрытый стол, и бетонная
стена, и диван с расположившейся на нем Василисой – все это из одних и тех же
атомов. Переставь атомы тела Люши – получится жирафа, стол, табуретка, стена,
накрытый стол, просто воздух, диван…
Когда-то начнут переставлять эти атомы на самом деле, это
«когда-то» совсем близко, вот будет шок для этих полуобезьян! Хотя это я
слишком хорошо о них думаю. Они даже не поймут, как это делается. Как сейчас не
понимают сегодняшнего, им только «дай» и «принеси», потребители чертовы.
Василиса, поддерживая мужа, фыркнула, как огромный
рассерженный морж.
– Славик, ну ты подумай, это же бред! И что, найдется
хоть один человек, кто добровольно станет всобачивать в свое тело железки?
Люша, Константин, Барабин и все женщины улыбались, для них
все понятно, кто же на такую дурь пойдет? Человеческое тело прекрасно, вершина
эволюции, ничего лучше создать просто невозможно. Не зря же шесть миллиардов
лет эволюция шла от амеб через всяких кистеперых рыб, динозавров и обезьян к
человеку, что хоть по Библии, хоть по Дарвину, но вершина вершин и мера всего
сущего!
– Пойдут, – сказал я невольно, – конечно,
пойдут.
Барабин недовольно хрюкнул:
– Ну разве что какой умирающий решится… Но, по мне,
лучше умереть, чем жить благодаря железяке в теле!
Люша и Константин поддержали довольным ржанием, Барабин
потянулся к ним с рюмкой водки. Звонко чокнулись, выпили, покряхтели, пока эта
жгучая гадость проваливается по пищеводу.
Я развел руками:
– Ну пусть даже умирающий. Но потом станет здоровым и
будет сильнее, здоровее, будет видеть вас насквозь…
Люша гулко захохотал:
– А что он увидит такого интересного? Я ему могу и так
показать! Баб увидит без одежды? Подумаешь… Таня, покажи сиськи!
Таня с готовностью расстегнула блузку и, мило улыбаясь,
потрясла сиськами из стороны в сторону, покрутила, потерла одну о другую,
взглядом давая понять, что между ними, вот такими сочными и горячими, вполне
можно бы вложить что-то свое горячее.
Как только, застенчиво хихикнув, запахнулась, Люша изрек:
– Весь цимес в том, что и сиськи, и жопы видишь… как
подарок! Редко. А все время смотреть на них… недолго и в импотенты попасть!
Василиса сказала веско:
– Глупость это все! Ученые только деньги выманивают на
свои забавы. Я слышала как-то, что эти самые сумасшедшие ученые, они хитрые и
свое любопытство… удовлетворяют…
Она запнулась, Люша подсказал с веселым ревом:
– За государственный счет! То есть за наш. Разве не
так, Славик?
Константин бросил на меня быстрый взгляд.
– Вообще-то Славик может быть прав. Но только в одном
случае…
– Каком? – полюбопытствовал Люша.
– Ну там смертельно больной какой… Ему умирать сегодня
к вечеру, вот он и согласится вмонтировать в себя какую-нибудь железку…
