Я сказал невольно:
– Да при чем здесь смертельно больные? Именно здоровые
станут охотно – да-да, охотно! – всобачивать, как ты говоришь, разные
приспособления, чтобы стать сильнее, быстрее, здоровее…
Я поперхнулся, внезапно вспомнив свои заверения самому себе,
что спорить с полуобезьянами глупо, их не переубедишь, нужно просто работать,
как если бы работал в лесу и не обращал внимания на прыгающих по веткам
обезьян, лемуров, белок и попугайчиков. Говорил себе, убеждал, был даже уверен,
что обращать внимание не стану, а вот сорвался, заспорил, да еще так горячо,
словно для меня так важно переубедить этих полуобезьян!
– Жить – значит только приготовляться к жизни, –
сказал Константин с пафосом. – Если бы человек знал, как жить, он никогда
бы не умер…
Все захохотали, я мрачно подумал, что Константин брякнул
мудрость, даже не заметив, что именно изрек. Если бы человек в самом деле знал,
что уже сейчас можно смерти избежать, то есть появился шанс, не стопроцентный,
правда, но разве есть из чего выбирать, человек этот начал бы жить, вполне
возможно, иначе.
Я посмотрел на колыхающиеся студни сырого мяса вокруг стола,
накрытого жареным мясом, осадил себя: нет, все равно очень немногие бы стали.
Из-за того, что жестокий природный отбор перестал выпалывать человечество,
оставляя жизнестойкие особи, человеческая масса неудержимо разрослась за счет
многочисленного биологического мусора. Все эти больные и нежизнеспособные в
нормальных условиях сейчас живут припеваючи. Дают еще более больное и
нежизнеспособное потомство, но хуже того – устанавливают свои законы в
обществе, у нас демократия!
Люша сказал важно:
– Замечено, что те, кто делает утреннюю гимнастику, умирают
гораздо реже… – Он сделал паузу и договорил: – Потому что их гораздо
меньше.
Все снова захохотали, что-то этот частый хохот по любому
поводу начал напоминать мне штатовский гогот за кадром. У нас есть новости с
сурдопереводом для глухих, а в Штатах придумали этот подсказывающий гогот,
чтобы идиоты знали, где смеяться. Но так как биологический мусор стремительно
размножается везде, то гогот укоренился всюду, в том числе и у нас на
центральном телевидении.
С балкона появились и сели за стол Демьян и Лариска. Я
старался угадать по ее лицу, чем закончился разговор, но у Лариски по сияющему
лицу восторженной куколки хрен что поймешь, а Демьян, как обычно, важен и
начальственен.
– Человек, – сказал он глубокомысленно, ухватив
нить дискуссии, – умирает только один раз в жизни и потому, не имея опыта,
неудачно…
Лариска первой захлопала в ладоши и сказала счастливо:
– Как умно сказано! У меня даже голова закружилась!
Демьян посмотрел на нее с нежностью, все мы жаждем, чтобы
нами восторгались прежде всего женщины. Все начали соглашаться, я снова
подумал, что и этот прав, сам того не подозревая. Уже в трансчеловечности можно
умереть и воскреснуть, снова умереть и полностью восстановиться. Так что опыт
появится, появится.
– Жизнь – копейка, – провозгласил Барабин бодро, –
судьба – индейка!
Я не понял, к чему такое брякнуто, но все снова заулыбались
и закивали. Хотя редкая хрень, придумана каким-то полевым командиром, чтобы
легче гнать солдат на убой. На самом деле те, кого гнали на убой, говорили,
судя по Далю, совсем другое. Жуткой безнадегой тянет от таких слов, и видно,
как не хотят умирать те, кто не брешет, а говорит правду. Но правду говорить
страшно и жутко, потому и придумываются это «либо грудь в крестах, либо голова
в кустах».
Люша, как бы подводя итог, сказал веско:
– Никогда и никто не согласится вставить в прекрасное
тело…
– …созданное Господом Богом, – быстро вставила
Василиса, в последнее время она решила, что модно носить крестик на шее и
называться христианкой, – а Господь Бог знал, что делал!
Люша кивнул, но поморщился, с его фигурой можно быть только
атеистом.
– Прекрасное тело, – повторил он, – созданное
природой или даже Богом, неважно! Все равно мы – венец творения и вершина
эволюции! А кто согласится себя изувечить? Никто и никогда не заставит меня…
Я вздохнул, сказал громко:
– Люша, я никогда тебя не прерывал, ты знаешь. Но когда
такую хрень гонишь…
– Я? Хрень?
– Ты, – сказал я. – Из непонятно каких ложных
предпосылок делаешь хрен знает какие выводы. Кто тебе сказал, что тебя кто-то
будет заставлять вставлять в твое прекрасное тело какие-то железки? Да упаси
боже! Трансгуманисты самые ярые сторонники личной свободы. Кто хочет
использовать достижения технологий для расширения своих возможностей – тот
делает, кто не хочет – не делает!
Он проворчал рассерженно:
– Да ну? А я считаю, что начнется нажим. И будут
принуждать…
– Зачем? – удивился я. – Люша, сейчас тебя
кто-нибудь принуждает получать докторскую степень? Посещать занятия аэробики?
Бывать на раутах, где собирается высшее общество?..
Барабин первый врубился в комизм ситуации, вкусно и с
удовольствием заржал.
– Да, Люша, будь за себя спокоен. Нас туда не позовут,
это точно! Будем здесь гулять и горя не знать.
Я вежливо улыбался, кивал, а в черепе стучало: до чего же
тупые, господи, неужто и я таким был? Как не понимают, что их не только тащить
в бессмертие никто не будет, но даже не пустят, когда эти вот захотят туда
войти!
– Извини, Люша, – сказал я вежливо, – но,
когда грянет сингулярность, так зовется следующий этап развития, вся
цивилизация гавкнется. Прекратит, говоря учеными словами, существование. Вся! И
в первую очередь исчезнет интерес ко всей этой ерунде: картинам, древностям,
египетским пирамидам, тутанхамонам, поездкам в Египет…
Лицо Люши угрожающе побагровело.
– Никогда! – заявил он патетически. –
Слышишь, никогда!.. Люди будут всегда людьми! Люди, а не эти… атомные вихри!
Люди не захотят ими становиться!
– Да? – переспросил я. – Ты уверен? Я вот
хочу. Уверен, я не один такой.
– Ты урод! Остальные – нормальные.
Я развел руками:
– Ладно-ладно, я урод. Но когда вставлю себе микрочипы,
которые никто и не заметит, смогу лазить в Инете без всякого компьютера. Одним
усилием мысли! Смогу переговариваться с себе подобными через любые расстояния,
смогу видеть сквозь стены, мое здоровье улучшится в сто тысяч раз… И тогда
другие, кто и не хотел бы, но чтобы не отставать, вставят себе такие же…
– Да никогда!
– Уверен? Зачипизованные с легкостью выполнят любую
работу, хоть физическую, хоть интеллектуальную. И вот «простые» вынуждены будут
вставить чипы и себе, чтобы конкурировать. Не так ли? А дальше – больше… Одни и
дальше станут заменять живые мускулы стальными канатами с удовольствием, другие
– вынужденно, чтобы не остаться за бортом. И так все мясное тело станет
кремниевым, а потом и вовсе силовым полем.
