– Тряпочку дать?.. А то испачкаешь трусы.
– Ох, – сказал Константин жалобно, – что
женщины с нами делают!
– Ладно, перестань, а то поверят, что ты еще можешь…
– Я? – удивился Константин.
– Ну да. И попадешь, как кур в ощип.
Татьяна наконец исчезла наверху, разговор возобновился,
местами более раскованный, местами, напротив, сдержанный. Мужчины то и дело
посматривали на лестницу, и, как только Татьяна показалась на самом верху, все
взгляды прикипели к низу ее подбритого живота, который ну никак не закрывает
ультракороткая юбочка.
Сдержанно улыбаясь и делая вид, что не замечает наших
взглядов, Татьяна медленно и царственно спускалась, ставя ноги таким образом,
чтобы нам и с этой позиции рассмотреть накачанные гелем половые губы. В
последний год, как я читал в новостях, эта операция обогнала по количеству
подсадку грудных имплантатов и даже подтяжку лица.
Ольга приняла из рук Татьяны диск, ящик компа с ее стороны
дивана, выдвинулась стойка дисковода, через минуту на экране появились бегающие
с палками в пастях собаки, мельтешащие люди. Все начали хохотать и указывать
пальцами, узнавая себя.
У Лариски лицо несчастное и донельзя встревоженное, я решил,
что переживает, раз уж другая женщина сумела перехватить внимание, но Лариска
наклонилась ко мне и жарко шепнула в ухо:
– Заметил?
– Трудно было не заметить, – ответил я
дипломатично. – Да и нельзя, обидится.
– Понял, как надо торопиться? Если уже в быту такое
начинают, то мы на сцене можем опоздать.
Я сказал осторожно:
– В быту всегда допускается намного больше. Тут и
групповушку можно, а это пока еще не совсем легитимно.
Она покачала головой, горячий шепот жег мне ухо:
– Нет, искусство всегда шло впереди! Мы не должны
отдавать инициативу. Иначе люди искусства потеряют влияние на массы.
– Гм, – сказал я. – Вообще-то да, люди
искусства в таких делах всегда шли впереди.
– И вели массы, – дошептала она.
– Да, – согласился я. – Это да. В этом деле
вели массы именно вы, творческие люди.
Она гордо вскинула голову, но лицо оставалось озабоченным.
– Надо спешить, – продолжила она вполголоса жутко
деловитым тоном, – скоро вообще начнут ходить голыми. Правда-правда, я
читала у одного! Уже скоро.
– Сумасшедший какой-то?
– Нет, его прогнозы всегда сбываются. За что его и не
любят. Не то баймер, не то когист…
– Гад он, а не баймер.
– Так это ж не он придумывает! Он только предсказывает.
К ее жаркому шепоту начали прислушиваться, Константин
возразил с неудовольствием:
– Это только кажется, что предсказывают! На самом деле
потому и катится в ту сторону, что такие вот когисты-баймеры… или как ты его
обозвал, напредсказывали!
Но Валентина взяла его за уши и повернула лицом к экрану.
Константин умолк и стал смотреть, как люди отдыхают.
Я, поддерживая шутливый настрой, спросил у Лариски деловито:
– Как скоро это будет?
– Не знаю, – ответила она тихонько. – Но ты ж
видишь, как к тому идет? Летит, а не идет. Я читала давно, еще маленькая была,
не верила, а теперь вижу, все ускоряется, будто с горы летит. Как только у
Кэрри Минетс вроде бы нечаянно сползла бретелька и зрители на концерте увидели
ее грудь, на следующий концерт было не достать билетов! И на ее сайт ломились
так, что сервер рухнул. И уже через месяц другая певица, ее соперница, Кэйт
Солсу, тоже освоила трюк с бретелькой. С тех пор пошло добавляться каждую
неделю по одной, а потом по две, три, пять…
Она умолкла, поджав губы.
– Все ты помнишь, – сказал я уважительно.
– Не только я, – огрызнулась она, – это такой
волчий мир… Надо следить друг за другом!
Ее тонкие красиво вычерченные брови озабоченно сдвинулись
над переносицей, голубые глаза потемнели, в них появился синеватый блеск
легированной стали.
– Да, – согласился я очень серьезно, – надо
что-то придумывать круче!
– Что?
– Не знаю, – признался я. – Выйти на сцену в
парандже?
Она сказала сердито:
– Сам знаешь, это дорога с односторонним движением.
– Представляю, что на финише, – сказал я
дипломатично.
Ее кулачок больно ткнул меня в бок.
– Не распускай фантазию, не распускай!
В дверном проеме появилась Василиса, роскошная и
раскрасневшаяся, двести кило нежной розовой плоти, что колышется от малейшего
движения, весело постучала ложкой по косяку. Гости встрепенулись, женщины
деловито начали перегонять мужчин из этой комнаты в ту, где стол. Нас с
Лариской рассадили по разные стороны стола, неча тут разбиваться на пары. Возле
нее с двух сторон поспешили занять места однокашники Люши, никак не запомню их
имена, у меня с этим туго, зато рядом со мной села Татьяна и сразу начала хихикать,
задевать то локтем, то грудью, поглядывать обещающе: среди собравшихся я
единственный неженатик.
– Славик, – обратилась ко мне сияющая
Василиса, – передай мне, пожалуйста, оливье. Спасибо! А ты почему так мало
себе положил?.. Танечка, милая, положи Славику побольше грибочков. Он еще не
знает, что ты сама их готовила!
Я с вымученной улыбкой смотрел, как полные холеные руки
перегружают в мою тарелку треть грибов из общего блюда. Если от магазинного еще
как-то можно увильнуть, то отказаться от «приготовленного своими руками» чуть
ли не оскорбление. Надо жрать, улыбаться и благодарить, одновременно прикрывая
руками тарелку от желающих «положить еще».
– Довольно, – вырвалось у меня наконец, – а
то Люше не останется! А он настоящий ценитель.
– Ты тоже оценишь!
– Я не такой эстет, – пробормотал я. – Я
человек простой… за столом.
Василиса засмеялась, призывно колыхая грудью, щеками и
складками на боках.
– За столом мы все без выпендренов!
– Я особенно…
– Мы все такие, Славик. Навались!
– Подожду, – ответил я осторожно, – когда
начнется… ну, общее…
Она удивилась:
– Да ты что? Замори червячка! Это навроде аперитива.
Легкая закуска, так сказать, перед решающим боем!
Однокашники Люши уже ели, и я, глядя на них, кое-как жевал
эти скользкие и отвратительные грибы, как их только и едят, щупальца какие-то,
но сейчас любую гадость едят, мир совсем сдвинулся. Я старался не думать, что
ем, смотрел на колыхающиеся телеса Люши, на покачивающуюся плоть Василисы, на
толстые валы и валики на боках Татьяны, в этой квартире только Лариска и держит
форму, хотя и она далека от стандартов тощих манекенщиц.
