Люша время от времени поднимался и говорил тост, все дружно
вздымали бокалы и рюмки, у кого что, чокались над серединой стола, пили и снова
ели, ели, ели. Хотя если вправду, то и у меня разгорелся аппетит: готовит
Василиса классно, умеет раздразнить так, что уже не возражаешь, когда
заботливые женские руки наполняют тебе тарелку, если, конечно, еда без
выпендренов.
Когда подали сладкое, я поспешно съел огромный клин
торта, – кусочек, всего лишь крохотный кусочек, – запил чем-то
сладким в бокале, пищевод попробовал не пропустить, но, слава богу, сдался и
принял. Я поднялся, Лариска спросила одними губами:
– Пописать?
– Постою на балконе, – пояснил я. – Жарко уж
очень.
Оба дружка с облегчением вздохнули, а тот, который и без
того жмется к Лариске, задышал чаще. Я вышел на балкон, прохладный воздух как
сухой тряпочкой провел по раскаленному лицу, капли пота тут же исчезли. Закат
полыхает на полнеба, торжественно и ярко, как подсвеченный мощными прожекторами
красный занавес из плюша. Плечи передернулись, почему-то подумалось про конец
спектакля, но как же так, мы еще живы…
Я поспешно отвернулся, посмотрел в комнату. Люшин однокашник
прижался к Лариске, его толстые губы шлепают по ее уху, втолковывает что-то, а
рука уже не на талии, а ниже, много ниже. Под столом не видно, но, похоже,
убедился, что Лариска трусики не носит, вон как весь воспылал, морда красная,
сопит, а Лариска, к моему удивлению, принимает эти знаки внимания с поощряющей
улыбкой, словно он режиссер или продюсер.
Ей в самом деле надо спешить, подумал я с сочувствием. Если
женщины выйдут на улицы голыми, исчезнет последнее сладкое чувство нарушения
запретности. Сейчас, когда все хоть как-то да прикрыты, преимущество у тех, кто
умеет показать вроде бы нечаянно сиськи или тщательно подготовленные к
просмотру половые губы.
На Тверском бульваре, между Литинститутом и Некрасовской,
открылась фирма, где быстро организовали курсы, как женщине умело подать себя в
быстро меняющихся современных условиях. Энергичные преподаватели объясняют, что
внимание мужчин нужно приковывать не только, когда поднимаетесь без трусиков по
лестнице или наклоняетесь, чтобы завязать кроссовки. В современной жизни для
успешного продвижения по службе просто необходимо освоить двадцать четыре
способа сидения в кресле… Кстати, при возможности выбора нужно садиться в самое
низкое, тогда не придется даже изощряться, чтобы показывать сидящему напротив
интимную прическу или красиво приподнятый лобок. А если сочтете нужным, то,
меняя положение ног, можно умело демонстрировать не только губы, но и клитор –
это в зависимости от значительности собеседника, степени расположенности к нему
и массы других факторов, ну вы понимаете… В этом квартале, учтите, дамы, к
пластической коррекции клитора прибегли на триста семьдесят процентов больше
клиенток, чем в прошлом, учтите это со всей серьезностью!.. Если такие деньги
вложены в пластические операции половых органов, то, как вы понимаете, эти
женщины горят понятным желаниям демонстрировать результаты… Спешите, спешите!
Мир жесток, конкуренция усиливается.
Люша поднялся с полным фужером, я поспешно отвернулся, чтобы
он не встретился со мной взглядом и не позвал за стол. Закат чуть померк, но в
небе, пока еще темно-синем, ярко сверкает начищенный медяк луны. Если хорошо
присмотреться, можно различить все те знаки, что и на монете. Облака уже не
облака, а горы из красноватого снега, их неспешно передвигает небесный
Гольфстрим, и те медленно истаивают, гордые вершины размываются и проваливаются
в красновато-фиолетовые недра.
Луна наливается светом все ярче, и, когда незаметно
наступила настоящая ночь, сверху полился призрачный и недобрый свет. Я сразу
подумал о вурдалаках, упырях, выкапывающихся из могил покойниках, которых
принято называть по-западному зомбями, а те подцепили это словечко у дикарей
мамбо-юмбо, что вообще-то тоже зомби.
…возвращаюсь в марсианский городок после прогулки по
окрестностям, а там на столе у руководителя лежит сообщение с Земли. Мол,
руководством полетов решено признать нецелесообразность туристического бизнеса
на Марсе. С сего дня и следует отменить полеты всех, кто не работает научным
сотрудником.
Директор научного городка, академик Иванов, посмотрел на
меня с нескрываемым злорадством.
– Ну вот и закончились ваши прогулки… Больше
бездельники не ступят на Марс!
Я развел руками.
– Дело ваше. Жаль только, что сокровища Тускуба
останутся не поднятыми на поверхность.
Он фыркнул, потом насторожился.
– Что за Тускуб?
– Отец Аэлиты, – сообщил я любезно.
– Какой такой Аэлиты?
– Которую драл наш бравый инженер Лосев, – пояснил
я злорадно. – Он хоть никакой не академик, а только инженер, но наделал
шороху побольше всяких академиков Ивановых, Петровых и даже Сидоровых.
Он наконец что-то вспомнил, судя по кислой роже,
презрительно фыркнул.
– А-а, вы про эту ерунду. Никаких аэлит и тускубов не
было.
– Жаль, – сказал я. – Правда, сокровища есть.
Я вытащил из кармана и бросил на стол брошку. Иванов
уставился на нее с недоверием, но Петров и Сидоров, более непосредственные,
наклонились, Петров вообще взял в руки, начал рассматривать.
– Это металл, – сказал он, – но ничего не
весит. Или не металл вовсе… Но какая дивная роспись… гм… скифская? Атланты?
Гондвана?.. Или из руин Лемурии?
Иванов фыркнул:
– Ерунда, сляпано на Земле в Люберцах. Руками китайцев.
– Сделайте анализ, – подсказал я. – Если
окажется, что этой штучке пара миллионов лет…
Петров сказал бодро:
– Это мигом! У нас все готово.
Пока я снимал скафандр, он колдовал у приборов, возле него
толпились молодые ученые. Наконец раздался общий вопль изумления, послышались
крики, что надо проверить еще раз, это же невозможно, снова вопли, еще раз, а
когда я сидел и отогревался чаем, ко мне на полусогнутых подошел сам Иванов,
глаза квадратные.
– Что, – прохрипел он блеющим голосом, – что
это… за…
Я мягко улыбнулся.
– Каков возраст?
– Двести миллионов лет! – прохрипел он. – Но
это невозможно!
– Тогда, – предположил я мудро, – творения
природы? Ну, там ветры выдули, воды источили… когда-то была вода?
Он помотал головой:
– Нет! Это не дело рук природы.
За его спиной выстроились все ученые научного городка и
смотрели на меня умоляюще преданными глазами. Я неспешно допивал чай, а они
терпеливо ждали. Наконец я отставил чашку и сказал утомленным голосом:
– Ну, вообще-то там этих вещей много…
Кто-то из-за спины вскрикнул жадно:
