Второй гад, посерьезнее, – общественное мнение. Как бы
ни говорили о полезности здорового образа жизни, но это похоже на лозунги
партии и правительства, которые принято игнорировать, чтобы выглядеть
достойными и мыслящими людьми. Когда по всем каналам звучит бодрая классика:
«Пить или не пить – все одно помрем!», то на этом фоне беречь здоровье выглядит
совсем уж не по-мужски. А по-мужски как раз пренебрегать здоровьем, нажираться,
как свинья, потому что это гробит печень, а нам больше негде показать свою
лихость, по-мужски отращивать животик: все равно помрем – на фиг мне в гробу
фигура аполлончика?
Просматривая новости и прогнозы по технологическому
прогрессу, наткнулся на долгосрочные планы ряда европейских стран. Читал и не
понимал: то ли я полный дурак, то ли в правительствах сидят такие идиоты, что
им впору ходить с памперсами.
Это что, всерьез? В самом деле аналитики, а не пьяная баба с
Курского вокзала выдала такой бред? Всерьез предполагают, что вот эта
энергосберегающая программа войдет в полную силу в две тысячи пятидесятом году,
а вот эти условия поставок продуктов останутся неизменными между Францией и
Россией до две тысячи сорокового, а в две тысячи пятидесятом будут внесены
коррективы…
И эти глупости на полном серьезе обсуждают в правительствах!
Да что там, эта дурь во всем мире. Вот уж, в самом деле, демократия: кабинет
министров рассуждает на уровне грузчиков, которые выбирают президента и
правительство! Что, дескать, в будущем будет все то же самое, только морды и
экраны ширше…
И никому даже из прогнозистов в голову не приходит, что
нанотехнологии уже через пять лет так изменят их жизнь, что президенты ошалеют,
как мартовские коты! И все старые планы полетят в задницу.
Или, мелькнула неожиданная мысль, правительство знает, но
для успокоения населения принимает такие глупенькие планы?
Замигала иконка скайпа, я взглянул на группу допуска,
выпрямился и, сделав умное лицо, кликнул курсором в нужном месте. Возник и
раздвинулся экран, показалось сияющее лицо Чернова, очки блеснули так, будто
послали мне в глаза убийственный лазерный луч.
– Привет! – сказал он. – Как здорово, что ты
нам наладил эту штуку! Мы с Гаркушей час говорили!.. И никакой платы… Даже
поверить трудно, что и с Австралией вот так можно!
– Не снимай запрет на свободу общения, –
предупредил я. – Вернее, на ограничение. Ты еще не знаешь, как эта штука
жрет время.
Он спросил живо:
– Как?
– Это та же аська, – сказал я горько, –
только с голосом и экраном. Ты ж сам видел, сколько в аське бездельников, кому
просто потрепаться чешется.
Он прервал:
– На фиг они?
– Это называется общением, – пояснил я с
сарказмом.
– Сразу отрублю!
– А если хорошенькая девочка, – сказал я, –
начнет раздеваться перед камерой? И спрашивать у тебя, снять сперва лифчик или
трусики? А потом спросит, что ей делать с клитором…
Он замялся.
– Ну, я не думаю, – ответил он осторожно, –
что такое будет часто…
– Чаще, – заверил я, – чем ты думаешь. Вроде
бы роботы еще не автоматизировали все на свете, но откуда столько бездельников?
И все почему-то ломятся в скайп… Но скайп не скайп, а я заеду через час. Мне
живое общение нужно. Я слабый…
– Это ты слабый?
– Я.
– Раз признаешь себя слабым, – ответил он
серьезно, – уже не слабый.
– Ну да, – ответил я с неловкостью.
– Слабые никогда не признаются в слабости, –
сказал он твердо. – Ну, давай, не исчезай! Ждем через час.
– Пока, – ответил я и отключил связь.
Лестно, как будто по головке погладили или конфетку дали, но
все-таки сильным себя не чувствую. Может быть, не совсем уж и в самый конец
слабый, раз время от времени начинаю барахтаться, но и до сильного еще дальше,
чем до орбиты Марса.
В комнатенке все те же Чернов, Гаркуша и Знак. Я с
торжеством водрузил на стол кофеварку с массой функций, только что чашки потом
не моет, упаковку сахара и набор бутербродов в целлофане.
– Проверим, как работает?
– Ура! – прокричал Гаркуша. – А я все думаю,
чего нам недостает?
– Женского присутствия недостает, – объяснил я.
– На фига оно, – ответил Чернов,
поморщившись. – А за кофеварку – огромное спасибо! А то в кастрюльке
кипятим…
– Была бы женщина, – объяснил я, – был бы
хотя бы чайник. И все, что к чаю.
– А-а, – протянул Чернов, – ну, если для
этого… А для трансгуманизма женщины, как сам понимаешь, не совсем. Женщины
все-таки консервативны. Тут и мужчины нас не понимают, сам знаешь…
– Знаю, – сказал я.
Сполоснув кофеварку, поставили кипятить воду, я рассказал о
прогнозах, которые дают ведущие экономисты и прогнозисты, они же директора
Центров исследования проблем экономики, политики, взаимоотношений и
всего-всего, что составляет жизнь общества. Этих центров хоть жопой ешь, как
грибы после теплого дождя растут из-под земли, но что за прогнозы дают эти
идиоты, что за прогнозы!
Гаркуша с покровительственным видом хохотнул:
– Ну, Слава, таким вещам удивляешься! Ты прям у нас
Кандид Простодушный. Хорошо, хорошо…
Мне покровительственный тон никогда не нравился, но от шефа
приходится терпеть, а здесь начальства нет, я спросил хмуро:
– И почему это?
– Центры?
– Нет, что удивляюсь. Или ты меня таким финтом
придурком назвал?
Гаркуша выставил ладони.
– Ни в коем разе! Просто у тебя свежесть восприятия…
ну, не младенца, а, скажем, ученого. Ученые должны быть со свежим и
незамутненным, иначе ничего не наученят. Понимаешь, большинство из нас слишком
быстро привыкает к несуразностям. А привыкнув, перестаем их замечать. Как бы
принимаем. Хоть вроде бы и не принимаем. Андастэнд?
– Не очень, – ответил я саркастически. –
Слишком умно.
Знак, гася в зародыше возможную конфронтацию, спросил
лениво:
– Гаркуш, ты помнишь первый широкомасштабный опрос в
конце девятнадцатого века? Который, как было заявлено, провели среди наиболее
образованных ученых, кстати сказать!
– Это насчет самой сложной проблемы будущего? –
переспросил Чернов с интересом.
– Да, о ней, родимой.
Гаркуша ухмыльнулся, кивнул:
– Еще бы. Это классика.
Я посмотрел на их рожи, заметил:
– Я с этой классикой незнаком.
Гаркуша рвался ответить, но опередил Чернов, сказал серьезно
и почему-то почти виновато:
