Мы с коллегами провели несколько из вышеуказанных метаанализов, и по нашей оценке свидетельства в пользу подлинного взаимодействия между разумом и материей были куда более явными, чем у Беша. В связи с чем я предпринял детальное рассмотрение его аргументации и выяснил, что мы оба согласны в том, что опубликованные исследования указывают на существование подлинного психокинетического эффекта, а также в том, что методология этих исследований в целом надежна и что эффекты распределяются неоднородно, чем и объясняется широкий диапазон величины эффекта в различных исследованиях. Фактически единственное, в чем наши мнения расходились, – это источник упомянутой неоднородности.
Беш высказал предположение, что результаты метаанализа были завышены из-за проблемы избирательной отчетности и что если бы недостающие исследования (числом 1544, по его оценке) были найдены, тогда бы общий результат не показал бы свидетельства в пользу психокинеза.
Проведя некоторые из этих экспериментов с ГСЧ самостоятельно и зная о большинстве других исследователей, опубликовавших близкие результаты, я считал крайне неправдоподобным, чтобы могло существовать 1544 недостающих исследования. Я продолжил изучать этот вопрос и понял, как Беш пришел к такому заключению: он предположил, что величина эффекта в этих исследованиях не зависела от численности выборки.
Это похоже на сложную статистическую проблему, но на самом деле все довольно просто. Предположение Беша было неверным. Вот как мы с коллегами объяснили это в нашем ответе, который был опубликован в «Psychological Bulletin»
[399].
[Представьте], что мы провели исследование с участием 1000 мастеров медитации и каждый из них был выбран на основании своих показателей в предыдущем [психокинетическом] задании.
К каждому обращается дружелюбный, искренне заинтересованный исследователь, предлагая им поучаствовать в ежедневной практике концентрации намерения в течение четырех недель перед началом эксперимента, в котором им нужно будет попытаться сознательно повлиять на образование единичного случайного разряда. Кроме того, участникам сообщают, что по результатам этого исследования им полагается бонус, например, в качестве образовательной стипендии. А теперь представьте, что для другого подобного исследования участников набирает апатичный студент, который безразлично обращается к произвольно выбранному участнику, предлагая ему ментально повлиять на образование 1000 случайных разрядов в течение миллисекунды, и не обещает никакого поощрения независимо от результатов.
Физический контекст этих двух исследований может быть идентичен, проявляясь в использовании того же [генератора случайных чисел] и статистического подхода для оценки результатов экспериментов, состоящих из 1000 случайно образуемых разрядов. Но совершенно ясно, что в психологическом плане они будут радикально различаться. Если мы предположим, что единственным важным фактором в исследованиях такого рода является число образуемых разрядов, тогда оба исследования должны показывать примерно одинаковые результаты. Но если значимым показателем считать количество времени и усилий, которые участник может посвятить концентрации своего ментального намерения на каждом случайном событии, тогда первое исследование может показать эффект во много раз больше, чем второе.
Помимо оплошности Беша с исходным допущением, мы обнаружили, что он исключил три очень крупных исследования вследствие их «изолированности», хотя они показывают в высшей степени значимые результаты. И эти три исследования содержат в 210 раз больше данных, чем оставшиеся 377 вместе взятые. Кроме того, предположение Беша о том, что результаты могут объясняться избирательной отчетностью, было основано на математической модели с параметрами, которые могли бы подойти для каких угодно выводов, так что такой подход не был адекватен для оценки величины «эффекта картотеки».
Для проверки адекватности оценки Беша мы провели опрос исследователей, проводивших большую часть исследований с ГСЧ, чтобы составить представление о числе непредставленных экспериментов. Оказалось, что на каждого исследователя приходится по одному непредставленному эксперименту. И дело было не в том, что отсутствующие исследования не могли похвалиться результатами. Некоторые из них показали значимые положительные результаты.
Это позволяет предположить, что в базе данных Беша должны были отсутствовать, по-видимому, 59 исследований (по числу исследователей), а не 1544. И если бы эти 59 исследований были найдены и каждое из них оказалось бы с нулевым результатом (что в действительности было не так), это все равно не перевесило бы общих результатов. Так что заключение Беша о том, что простейшим объяснением метаанализа является систематическая ошибка избирательной отчетности, безосновательно.
Другой критик экспериментов с ГСЧ, Мартин Шаб
[400], начал с того же предположения, что и Беш: эффекты этих экспериментов должны в точности совпадать для каждого случайно генерируемого образца, независимо от числа образцов, использованных в эксперименте, скорости, с которой образцы генерировались, или психологических условий эксперимента. Вот что мы на это ответили:
Проблема такого предположения состоит в отсутствии убедительного основания ожидать того, что [взаимодействие между разумом и материей] будет протекать подобным образом.
В самом деле, нам неизвестна ни одна область человеческой деятельности, на которую не влияли бы такие изменения параметров. Например, заводской рабочий, способный определять с 100 %-ной точностью дефектные детали, движущиеся перед ним на конвейере со скоростью одной или двух в секунду, не сможет этого делать, если конвейер ускорится настолько, что за секунду перед ним будет проноситься до 1000 деталей. Тем более что скорость передачи разрядов в различных экспериментах [с генератором случайных чисел] варьируется в пределах не трехзначных, а шестизначных величин, что вызывает значительные физические различия в механизмах генерации случайных разрядов.
Экспериментальный регресс
Большинство ученых, пожалуй, согласится, что демонстрация существования подлинного эффекта взаимодействия разума и материи, независимо от величины эффекта, имеет колоссальное значение. И потому оправданно самое тщательное рассмотрение этой темы. Однако личные склонности и предрассудки неизбежно ведут к различным оценкам одних и тех же доказательств. Ученые, которые опасаются случайно принять за истину нечто ложное (назовем их учеными первого типа), настаивают на абсолютно надежном доказательстве, чтобы принять свидетельство всерьез. Другие же, которые больше опасаются случайно отвергнуть истинное свидетельство (назовем их учеными второго типа), относятся к представленным фактам снисходительнее.
