В 1991 году, когда СССР рухнул, Евгению исполнилось двадцать два года. Для Торея распад Советского Союза стал катастрофой. Если раньше этот город пользовался особым благоволением (выражавшимся, в частности, в специальном снабжении, благодаря чему прилавки в здешних магазинах выглядели поинтереснее, чем даже и в областном центре), то теперь он вдруг стал никому не нужен. Заводы встали, сотрудникам НИИ перестали платить зарплату. Рабочим, впрочем, тоже перестали, равно как и врачам, и учителям. Исчезли деньги, с ними исчезла и еда. Что в этой ситуации делать, советским людям, ничего, кроме «снабжения» и «распределения» не знавшим, было непонятно. Относительно неплохо стали устраиваться лишь те немногие – в основном это была молодежь, – кто занимался предпринимательством. Или «предпринимательством». В первом случае речь шла о челночной торговле с Китаем, которая потихоньку начала питать частные киоски и небольшие магазинчики («комки»). С этого можно было жить, и даже относительно неплохо. Во втором случае весь бизнес строился на воровстве: разного рода заводов и режимных объектов, в одночасье ставших никому не нужными, осталось множество. Можно было ночами вырубать медный кабель, можно было свинчивать в опустевших заводских корпусах прочий цветмет с черметом и все это продавать в тот же Китай. Риски были небольшими, а вот доходы – очень ощутимыми.
Естественно, ни ниве этого полукриминального и вполне криминального бизнеса пышным цветом зацвел рэкет. И здесь навыки Евгения Коваленко оказались чрезвычайно востребованными. Битье физиономий коммерсов, ночные поджоги «комков» и кафе, «стрелки» и «разборки» и даже стычки с использованием огнестрельного оружия – именно это и стало его профессией на несколько лет. Собственно, он был готов заниматься этим ради одного удовольствия от процесса. Адреналин в кровь бил фонтанами, братва уважала – казалось, именно в этом было счастье. Но было не только это, но еще и некий приятный бонус: впервые у него появились деньги, причем, по меркам Торея тех лет, большие деньги. И хотя понятие «лучший ресторан» или «лучший клуб» в то время применительно к Торею было в высшей степени условным, теперь у него появилась возможность выбирать исключительно то, что считалось лучшим. Есть лучшее, пить лучшее и, само собой, спать с теми «девочками», которые тоже считались самыми-самыми.
Так пролетели три шальных года, с 1991-го по 1994-й. В это время Евгению казалось, что он нашел себя и что жизнь действительно удалась. Ему везло: несмотря на весьма опасный род занятий, он ни разу не был ранен (при том, что коллег по ремеслу на местное кладбище провожал неоднократно). Однако постепенно, вместе с хмелем от не кончающихся денег и не кончающихся женщин, стали приходить усталость и горечь. Как и всякий человек, выросший в бедности (а жизнь рабочей семьи в советском Торее, несмотря на все его спецснабжения и льготы, была, конечно, бедной), поначалу он просто лишился рассудка от обрушившихся на его голову материальных благ. Еще бы! Вот совсем недавно они с «братанами» стояли в подворотне, радуясь редкой удаче: удалось по случаю раздобыть пару бидонов разливного пива. И это было счастьем, и это был праздник. А теперь? А теперь он каждый день обедал в лучшем ресторане города. И мог позволить себе заказать все, что было в меню (а в меню, несмотря на всю провинциальность, была и дичь, и водка «Абсолют»). Однако шли месяцы, а за месяцами пролетели и годы. И вдруг стало понятно, что, например, дичь под дорогую водку – это, конечно, лучше, чем тушенка, запитая спиртом «Рояль», но, в общем, и то, и другое – еда. Именно еда, а не счастье и не смысл жизни.
Наверное, будь Евгений классическим гопником, ему такие мысли в голову бы не пришли никогда. А еще вероятнее, что его бы пристрелили или прибили значительно раньше, чем у него появился бы шанс об этом задуматься. Но его голова, та самая голова, на которую в свое время столько надежд возлагали и милиционеры, и педагоги, и его родители, сработала, заставив своего носителя задуматься над тем, что он вообще делает на этой земле.
Первые же попытки рефлексии обнажили нерадостную картину. Ему было двадцать пять лет, и ему было очевидно, что жизни, как таковой, еще не было. Просто не было. Была лишь безконечная адреналинная гонка. Семья? Своей семьи у него нет, и он даже не представлял, как это: жениться, рожать и воспитывать детей. Да и только ли семьей все исчерпывается? Чего он достиг? Уважения, прямо говоря, других бандитов? Что ж, когда ему было лет четырнадцать, это казалось значимым достижением. Во многом потому, что, хотя он и вырос в гопнической среде, но долгое время до конца не понимал, что в действительности представляет собой бандитский мир. Уголовники казались этакими веселыми, удалыми и неунывающими разбойниками из сказок и старых детских фильмов, а их жизнь – непрекращающимся праздником, хорошенько приправленным приключениями с острыми ощущениями. Но теперь, когда он сам несколько лет активничал на бандитском поприще, он узнал истинную природу этого мира. И убедился воочию, что все эти крутые бандюки – это люди с изломанной психикой, нагруженные массой душевных патологий и к тому же очень трусливые. И образ жизни они вели соответствующий: «малины» были отнюдь не романтическими пещерами в лесной чаще, где храбрый атаман с верными товарищами, сидя на грудах золота, пировал в окружении хмельных красавиц. Это были притоны для патологических подонков, патологических же проституток, наркоманов и садистов. И от того, что в этих притонах была расставлена как бы элитная позолоченная китайская мебель, а шампанское с водкой «Абсолют» натурально лились если не рекой, то струей из горла на ковер, – от всего этого такие притоны ничуть не становились романтичными и привлекательными. Нет, цену разбойной романтике он теперь знал хорошо, и чем дальше, тем больше его от нее начинало тошнить.
А что же тогда делать?.. Он не знал. Но на всякий случай поехал в Мангазейск в декабре 1994 года и незадолго до Рождества там крестился.
Нельзя сказать, чтобы крещение сразу же изменило его жизнь. Нет, все осталось поначалу прежним. Жизнь вокруг него начала меняться сама. В 1995 году «безпредельные» бандитские разборки уже начали постепенно уходить в прошлое. Да, отдельных авторитетов еще расстреливали из автоматов на улицах и взрывали вместе с их автомобилями, на «стрелках» еще, случалось, убивали иных невезучих «братков», но все же подобные вещи теперь уже рассматривались как эксцессы.
Соответственно, и умения Евгения – мордовать, стрелять и поджигать – стали менее востребованы. А сам он из местной бандитской элиты как-то незаметно выпал, спустившись на вторые и даже на третьи роли. Деньги, которых раньше всегда было много, также незаметно исчезли. И оказалось, что за то время, когда через его руки проходили десятки тысяч долларов, он не купил себе даже отдельной квартиры. А машину он продал, так как в очередной раз срочно потребовалась наличность… Чтобы не остаться совсем уж у разбитого корыта, в сентябре 1996 года Коваленко вместе с несколькими друзьями, также потерявшими в деньгах и влиянии из-за случившихся перемен, создал частное охранное агентство «Удар». В сущности, занимались они тем же самым рэкетом, только более-менее легальным и, конечно, сильно облагороженным. Законы они почти не нарушали, и предприятие давало какие-то доходы. С тем, что имелось раньше, это было не сравнить, но на жизнь хватало.
