– Они говорят: «Мы тебя теряем»… – сказал Святослав.
Священник улыбнулся:
– Ну, я не знаю ни одного человека, который спокойно воцерковлялся в неверующей семье. Либо родители, либо жена или муж всегда говорят что-то в этом роде. Так всегда бывает. Потом, с Божией помощью, все образуется. А там, глядишь, и сами в храм придут. Ты молись за них. Терпи. И не осуждай ни в коем случае!
Со временем, действительно, все как-то пришло в норму. Между тем Слава Лагутин окончил техникум, устроился на работу в одну из фирм в качестве сисадмина и сотрудника техслужбы, а в 1999 году женился на дочери протодиакона, всю свою жизнь прослужившего в их храме. Своего послушания алтарника он, однако, не оставлял и по воскресеньям по-прежнему разжигал и подавал кадило, читал Часы и Апостол, а иногда, по благословению настоятеля, даже произносил проповеди (в их приходе это практиковалось).
Впоследствии, когда он гораздо лучше познакомился с реалиями Московской Патриархии, он понял, что ему очень повезло и со священником, и с приходом. Здесь, в Средней Азии, все еще сохранялись старые, доставшиеся от советского времени обычаи и нравы. А вернее сказать, сохранилась лучшая их часть. В прошлом остались стукачество и постоянный страх, необходимость бояться тайных агентов КГБ и вполне себе явных уполномоченных Совета по делам религий – истинных хозяев в епархиях. Нет, конечно, независимый Кыргызстан по-прежнему желал тщательно контролировать религиозную жизнь, в том числе и православную. Однако, во-первых, сил у него было мало, а дел и без Церкви было по горло, а во-вторых, установка на сознательное искоренение всякой религиозности ушла.
Но зато сохранялось иное наследие советского времени: приход, как и раньше, был сплоченной общиной людей, людей отнюдь не случайных, по-настоящему верующих и готовых оказать друг другу любую помощь – словом, он действительно был похож на одну большую семью, где настоятель всем был отцом и наставником. Костяк прихода составляли люди старшего поколения – те, кто еще помнил и уполномоченных, и КГБистов, кого снимали с очереди на квартиру и выгоняли с работы за их религиозные убеждения. Ради своей веры им пришлось пройти через серьезные испытания и искушения. И тем не менее они остались здесь. И потому дорожили и своим храмом, и своим священником.
Под стать этим старым прихожанам был и настоятель, которого рукоположили еще в начале 1970-х. Ему не случилось побывать в лагерях и на зонах, однако с КГБ он не сотрудничал и власти всегда рассматривали его как неблагонадежного. (Именно по этой причине вплоть до 1987 года его держали на удаленных и бедных приходах, и лишь когда соввласть в целом начала ослаблять хватку, епархиальный архиерей смог перевести его в Бишкек.) Его учителями и старшими собратьями-сослужителями были священники, прошедшие через сталинские лагеря, многие из которых лично знали (и, в свою очередь, были воспитанниками) тех людей, которых впоследствии прославили как новомучеников и исповедников Российских. «Святость», «мученичество», «исповедничество», «подвиг» – здесь эти слова произносили редко. Но при этом именно исповедничество на протяжении многих лет оставалось тут нормой жизни.
Святослав, не заставший времен гонений (даже в их относительно мягкой, позднесоветской форме), получил возможность хотя бы частично приобщиться к жизни церковной общины, сформировавшейся в эпоху подлинного исповедничества и мученичества. Где слова «брат» и «сестра» действительно не были пустыми словами – так же как и слово «отец» по отношению к священнику.
Быть может, после 1991 года все могло бы измениться очень быстро, но их приход находился в Бишкеке. Местная власть гонения прекратила, но и как-либо сближаться с РПЦ МП тоже не стремилась. Не было сочувствующих бизнесменов-спонсоров – в общем, возможностей было не больше, чем в позднем СССР. Потому приходская жизнь в приходе как будто законсервировалась – на календаре за 1991-м промелькнул 1992-й год, потом 1993-й, 1994-й – а в храме, казалось, все еще оставался 1989-й или 1990-й год.
Ситуация получалась уникальной, хотя Святослав об этом тогда не думал.
После женитьбы и рождения в 2000-м году сына (названного Трифоном) ему пришлось задуматься об увеличении своего заработка: семью, которая начала разрастаться, надо было содержать. Кроме того, Святослав, как и многие русские жители Средней Азии, мечтал при благоприятных обстоятельствах перебраться на «Большую Землю», то есть в Россию. И однажды, в один замечательно жаркий летний день в 2001 году, состоялся следующий разговор:
– Слушай, Слава, – обратился к нему тесть-протодиакон, неожиданно оторвавшийся от вдумчивого поглощения борща. От аналогичного занятия пришлось оторваться и Святославу. С тестем, как, впрочем, и с тещей, у него сложились прекрасные отношения. Поскольку от работы до их дома идти было ближе, чем до своего собственного, то он регулярно забегал к ним в обеденный перерыв.
– Да, отче, внимательнейше слушаю, – сказал Святослав.
– Ты на днях говорил, что ищешь, где б подзаработать…
– Есть такое дело, – подтвердил он.
– Тут у меня старый знакомый обнаружился. Он сейчас пристроился в России, в Мангазейской области. На лесопилке подрабатывает, их там целая бригада. Кормежка за счет фирмы, проживание. Третьим на нарах, но тут уж сам понимаешь…
– Это само собой, – кивнул Святослав.
– Работа, прямо говоря, лошадиная – часов по двенадцать-четырнадцать. Но зато за месяц по шестьдесят тысяч рублей подымают, а если повезет – то, говорит, и до ста тысяч можно.
– Интересно!
– Ну вот… Если готов туда поехать, я могу с ним созвониться, отрекомендовать могу. Чтобы на сто процентов – не обещаю, но скорее всего возьмет. Поедешь?
– Я готов, – сразу же ответил Святослав. Хотя, конечно, из сисадминов переквалифицироваться в лесорубы было не совсем привычно, но он, как разумный человек, понимал, что бишкекские компьютерщики за пределами Бишкека не особенно востребованы. А тут – реальные деньги и реальный шанс зацепиться в России. Второй раз такого шанса могло и не представиться.
– Единственное, отец, вы за… – обратился он к протодиакону.
– Об Ольге позаботимся, не думай даже, – ответил тесть. – Пусть они с Трифоном к нам переезжают, пока ты там на заработках будешь. А после или ты приедешь, или они к тебе.
Протодиаконский знакомый, как и предполагалось, без вопросов согласился принять Святослава в свою бригаду. Так в сентябре 2001 года Святослав Лагутин оказался в Мангазейской области.
Картина, нарисованная ему тестем, в общем и целом соответствовала действительности. Работа действительно была лошадиной, спали действительно на нарах в бараке, который, как и еда, предоставлялся за счет конторы. Ста тысяч в месяц не зарабатывали, но шестьдесят выходило стабильно. В общем, план работал, хотя в зимние месяцы, при тридцати и даже сорока градусах мороза, бывало тоскливо…
Через некоторое время бригадир заметил, что Святослав несколько выделяется среди прочих работяг образованием и сообразительностью. По этой причине ему доверили один из самых сложных механизмов фирмы: круглопильный станок, то бишь циркулярку. Сложного в этом для него ничего не было, наоборот – физического труда стало поменьше. Втянувшись в рабочий ритм, он уже не замечал, как пролетают дни, недели и месяцы. Хотя и отмечал, про себя, с тоской, что вот, прошел Рождественский пост, прошло Рождество, Богоявление… А он не был в храме, да и посты, естественно, не соблюдал. Утешало лишь, что это все временно.
