«Господи, помилуй! – думал он. – Все, вот теперь точно понял!.. Правда, я и тогда так же говорил!.. Господи, вот теперь – теперь обещаю! На эту работу я точно не вернусь!»
Несмотря на обычную загруженность, Святослава немедленно направили в отделение гнойной хирургии, где им также занялись немедленно.
– Доктор, простите… – обратился Святослав к врачу, сосредоточенно возившемуся над его пальцами.
– Да?
– Скажите, пальцы… придется отнимать?
– Не знаю.
– Но…
– Я сказал: не знаю. Может, придется, может, нет. Посмотрим.
После операции Святослава разместили в палате – обычной шестиместной палате, с обшарпанными стенами и годами немытыми окнами, типичной для любой областной больницы на всем постсоветском пространстве. Типичной оказалась и публика: в основном немолодые колхозные и пролетарские мужики с темными, иссеченными морщинами лицами, покрытыми вечным деревенским загаром. На столе лежали дешевые пряники, чайные пакетики и синие томики Евангелия от «Гедеоновых братьев». Один из них Святослав, улегшись на койке, и взял почитать, благо времени было достаточно, а Евангелие он не читал уже очень давно (да и никакого иного чтения все равно не было, не считая разве истрепанных номеров «Спид-инфо»).
Сосед, жилистый мужик лет пятидесяти, лежавший на соседней койке, с интересом пронаблюдал за тем, как Святослав взял здоровой рукой синий томик в мягкой обложке, раскрыл его и начал сосредоточено читать.
– Тут ребята заходили, приносили… – откомментировал он, подразумевая, очевидно, тех ребят, которые принесли Евангелия.
Святослав посмотрел на своего соседа и вежливо кивнул. Тот, по всей видимости, воспринял это как приглашение к разговору.
– Оно и хорошо, а то бумаги нету, – с по-детски невинной улыбкой продолжил сосед. Действительно, в туалете, в мусорном ведре, валялись вырванные и использованные по вполне определенному назначению книжные страницы. Даже с относительно большого расстояния, по характерному мелкому шрифту, разбитому на пару столбцов, легко было определить, из какой книги они были вырваны… «Евангелизация, значит…» – с горечью подумал Святослав. От напоминания о том, как именно употребляют обитатели больницы врученные им томики Нового Завета, он вновь испытал знакомое с ранней юности чувство безсильной горечи… Имя Божие, Имя Христово – и вот, этот доброжелательный и, кстати, вполне искренний колхозный троглодит, который для страниц, где эти Имена начертаны, смог найти лишь одно применение… Как объяснить ему, что он сделал не так? Да и не ему одному… Как объяснить тем же «Гедеоновым братьям», что забрасывание постсоветских городов безплатными Библиями не сделало эти города более христианскими?..
– Понятно, – сказал Святослав, кивнув головой.
– А ты это… Интересуешься этим делом? – продолжил свои расспросы сосед.
– Каким делом? – Лагутин даже немного развеселился от забавной двусмысленности, ненароком прозвучавшей в вопросе.
– Ну, этим, божественным!
– Интересуюсь!
Мужик засунул руку в свою тумбочку и, к удивлению Святослава, вытащил оттуда измятый, со следами от чайных стаканов, номер «Православного Мангазейска».
– Тоже тут кто-то притащил, – пояснил сосед. – Ты посмотри, если интересуешься…
– О! Спасибо! – Святослав впервые увидел номер местного епархиального издания, пусть и весьма потрепанный. Поскольку он думал остаться жить в Мангазейске, а в последующем, если возможно, стать священнослужителем, то очень обрадовался неожиданному подарку. Как идут дела в здешней епархии и какие тут царят нравы?
Оказалось, что не так уж плохо. Издание было простое, черно-белое, но при этом без чрезмерных восторгов по поводу гениальности и отеческой теплоты, присущих горячо любимому правящему архиерею. Впрочем, особенно интересных статей, за которые бы сразу цеплялся глаз, не обнаружилось, не считая разве двух скачанных из Интернета текстов национал-патриотической направленности. (Лагутина они скорее развеселили, чем вдохновили.) А на последней странице, внизу, размещалось большое объявление: «Пастырские курсы при мангазейском Епархиальном управлении объявляют набор слушателей на 2002–2003 годы…». Далее шли требования, предъявляемые к претендентам; были они минимальны, и Святослав им полностью соответствовал. Кроме того, отмечалось, что на период вступительных экзаменов, а также и на время обучения, предоставляется общежитие и питание. Решение созрело сразу же.
На Духов день Лагутин был благополучно выписан: операция прошла успешно, ампутация не потребовалась. Из фойе областной больницы он позвонил своему начальнику, сообщив, что вернуться на работу не сможет. После этого он отправился в мангазейское Епархиальное управление, где, будучи традиционно неласково встречен Натальей Юрьевной, написал заявление с просьбой принять его на Пастырские курсы.
– Теперь отдайте отцу благочинному, – сказала она после того, как Святослав по образцу закончил свою бумагу.
– А где, простите, его найти?
– Там, – ответила Наталья Юрьевна, махнув головой назад. Туда Святослав и пошел.
Отец Василий, как обычно, сидел за своим столом недалеко от Шинкаренко, в преддверии архиерейского кабинета.
– Здравствуйте! – сказал Святослав, увидев отца благочинного. Местные обычаи ему были неведомы, а они везде варьировались: где-то всегда просили простить-благословить, где-то, наоборот, доминировали светские формы обращения. Поэтому, для первого раза, он решил выбрать мирской вариант.
Шинкаренко на секунду оторвал глаза от монитора, пристально посмотрел на него и снова уставился в монитор. Отец Василий недовольно буркнул:
– Здравствуйте. Что вы хотели?
– Мне сказали, что заявление с просьбой о принятии на Пастырские курсы я должен отдать вам…
– Ну, сказали-то правильно, – в голосе благочинного зазвучали едва уловимые нотки какого-то сладострастного ехидства. – Но прием уже заканчивается.
Святославу стало не по себе. Со своей работы он уже ушел, другой не было, а новую еще нужно найти. Киргизский паспорт, кстати сказать, этому никак не способствовал. И если его не допустят до экзаменов с последующим принятием на курсы, то положение его станет весьма и весьма непростым…
– Простите, так я могу подать заявление? – вновь спросил он.
Отец Василий, подобно Шинкаренко, увидел в своем мониторе что-то важное и не отвечал. Святослав хотел повторить свой вопрос снова (это было бы, конечно, почти невежливо, но в нынешнем положении можно было обойтись без излишней деликатности), но тут двери в архиерейский кабинет распахнулись, и на пороге появился Евсевий, в белом летнем подряснике, и к тому же широко улыбающийся. Благочинный и Шинкаренко встали.
– Ну, чего тут у вас нового? – благодушно спросил архиерей.
– Пока ничего, Владыка, – смиренно глядя в пол, ответил отец Василий. – Новостей нет. Слава Богу!
