Лена понимала, что больше ей, кажется, действительно ничего не надо.
Получив ее согласие, Ярослав отправился на прием к архиерею. В этот раз Преосвященный был настроен добродушно и принял его даже ласково:
– Проходи, Слава, садись! – сказал он, сидя в своем кресле за столом и потягивая чай из большой фарфоровой кружки. – Ну, с чем пожаловал?
– Ваше Преосвященство, пришел просить благословения на вступление в брак! – волнуясь, сказал ему Ярослав.
– А, наконец-то! – одобрительно ответил архиерей. – Ну, давай рассказывай: кто такая?
Слава рассказал. Преосвященный внимательно выслушал его и стал несколько более задумчив.
– Говоришь, разведенная, с двумя детьми… Н-да… А впрочем, почему нет? – рассуждал он вслух. – Ты вот что, зайди вместе с ней ко мне, ну, скажем, завтра… Сможешь?
– Благословите, Владыко! – с готовностью выпалил Ярослав.
– Ну и хорошо… А там и решим окончательно.
Ярослав, благословившись, вышел, а архиерей продолжил пить свой чай, размышляя о том, стоит ли «давать ход» этому браку. То, что для Славы первична была хиротония, а не свадьба, было совершенно очевидно. Соответственно, если бы Преосвященный запретил ему жениться, то никакого брака бы не было. Стало быть, у него, как у епископа, был в данном случае выбор. Можно, конечно, и запретить. Только вот стоит ли? Да, по канонам женитьба на разведенной для клирика недопустима. «Да кому они нужны, эти каноны!» – брезгливо подумал архиерей. Воспитанный Владыкой Хризостомом в духе «современности» и «открытости», каноны он с юности привык воспринимать как излишний исторический рудимент. А если вынести каноны за скобки, то все получалось не так уж и плохо. Ну да, старше его, разведенная. Так ведь такая за молодого мужа будет крепко держаться. А то, что старше – это еще не то же самое, что старая. Лет на десять-пятнадцать хватит точно. Главное, сейчас, пока Слава молодой, чтоб рядом с ним жена была нормальная, а там уже его самого годы да заботы придавят. Да и к священнической службе, со всеми ее особенностями, он уже будет привычный. Тогда вероятность того, что он по бабам начнет бегать, резко снизится. Если разобраться, такая жена еще и лучше иной молодой: женился бы сейчас на невоцерковленной студентке, она бы через пару лет от него сбежала, и стал бы он целибатом. И еще через годик-другой сам бы начал куролесить…
«Ну уж нет! – подумал Преосвященный. – Этого точно не надо!»
На следующий день Ярослав пришел уже вместе с невестой. Архиерей и в этот раз был приветлив. Он даже (крайне редкий случай!) распорядился принести в свой кабинет чай и какое-то печенье – почти роскошь по меркам Иркутска 1990 года! – и на правах заботливого хозяина угощал Славу и Лену. Последняя была просто очарована таким простым, отеческим приемом. Что же до Преосвященного, то ему она тоже понравилась. Интеллигентная, умная, воспитанная – как раз то, что Ярославу нужно. «Вот и меняются времена! – рассуждал он про себя. – В годы моей молодости матушки – это либо поповские дочери, либо девки колхозные… А теперь, наконец, и интеллигенция пошла. Высшее образование, филолог, в типографии работает… Меняются, меняются времена!»
– Ну, вот и славно! Подавайте документы в ЗАГС, а как зарегистрируют, так мы вас и повенчаем! – довольно сказал архиерей. – А вы, Лена, смотрите, построже с ним! Я на вас надеюсь!
Лена сияла счастливой улыбкой.
Документы в ЗАГС были поданы. И через месяц, как и полагается, в паспортах Ярослава Андрейко и Елены, теперь уже тоже Андрейко, появились штампы, свидетельствующие о регистрации брака. На следующий день после этого их обвенчал кафедральный протоиерей. Единственное, что омрачало радость свадьбы – это реакция родителей Ярослава. Отец, несмотря на всю свою воспитанность и тактичность, охарактеризовал выбор сына посредством лексики, к которой он не прибегал со времен срочной службы. Мать от подобных комментариев воздержалась, однако во время венчания ее лицо было столь мертвенно бледным, что можно было подумать, ее сына отпевают, а не женят… Впрочем, совсем скоро должна была состояться хиротония, а следом за ней и переезд в Мангазейск, и общение с родителями, внезапно ставшее столь болезненным, поневоле должно было свестись к минимуму.
Через пару дней после венчания Ярослав, вместе с архиереем и настоятелем кафедрального собора, поехал в иркутский облисполком. Это была обычная для Московского Патриархата процедура, оставшаяся от советских времен. На поповском жаргоне ее называли «смотринами». В СССР любой «служитель культа» мог действовать не иначе, как получив регистрацию у уполномоченного Совета по делам религий. По сути дела, именно такие уполномоченные часто были реальными руководителями епархий. Поэтому всякого кандидата в священники, во избежание недоразумений, накануне хиротонии представляли соответствующим «ответственным товарищам», которые должны были решить, может или не может этот человек быть «служителем культа» в государстве развитого социализма.
Еще лет пять назад от этих «смотрин» зависело очень многое. Люди с высшим образованием, особенно гуманитарным, дети из «уважаемых» семей или же те, кого подозревали в политической неблагонадежности, не имели или почти не имели никаких шансов.
Но сейчас на дворе стоял 1990 год. Воздух СССР был пропитан ощущением грядущих перемен и небывалым до того чувством свободы. Партийные и комсомольские структуры сжимались, как шагреневая кожа, и уполномоченные, некогда грозные для любого священнослужителя, ныне теряли всякий интерес к Церкви и начинали проявлять апатичную доброжелательность, подобно постаревшим и сытым сторожевым псам… «Смотрины», от которых совсем недавно столь сильно зависела карьера любого кандидата в священники, превращались в пустую формальность.
Ярослав шел за архиереем по темным, выдержанным в стиле позднесоветской номенклатурной эстетики, коридорам облисполкома. Одна дверь, вторая, третья… Вот, наконец, и искомая приемная. Секретарша тут же связалась со своим начальником, открываются еще одни двери, и вот уже они входят в большой, залитый зимним солнцем кабинет. Длинный и пыльный стол из полированного дерева, доброжелательные приветствия… Архиерея, по советскому обыкновению, именуют исключительно по имени-отчеству.
– Да не стоило и приезжать! Сейчас сами знаете, демократизация, все эти проверки и перепроверки уходят в прошлое! – с казенным оптимизмом говорил хозяин кабинета. – Страна меняется, жизнь меняется!
Архиерей вместе с соборным настоятелем понимающе и почтительно кивали.
– Да, разумеется, – поддакнул архиерей. – Но мы все же хотели посоветоваться… Иначе было бы неуважительно, неправильно…
Хозяин кабинета посмотрел на него с понимающим лукавством.
– Что ж, очень приятно, что, несмотря на все изменения – стремительные, надо сказать, изменения! – вы сохраняете столь разумное, действительно уважительное, отношение! Можете быть уверены, что это уважение взаимно… Так вы, значит, этого молодого человека хотите священником сделать?
– Да, именно так!
– Что ж, ну и замечательно…
