– Гони быстрее!!! Хозяева на месте застукали. Пришлось «замочить».
Дрожащей рукой финн вытер пот со лба, запустил двигатель, включил передачу и почти до предела выжал педаль газа. Машина послушно рванула с места, набирая скорость. На ближайшем перекрестке, как будто из под земли, появился милиционер и жезлом приказал водителю остановиться.
– Не останавливайся, – приказал Стефан. – Если задержат, всем пожизненное. А ты, голубе сызый, как организатор пойдешь «паровозом».
– Каак этто пааровозом? – ошалело спросил финн. После встречи со стражем закона голова у него пошла кругом.
– Пааровозом, этто пеервым по делу, – еще громче прокричал ему на ухо Стеф, – и уже не отвертишься.
Чистодел с осуждением посмотрел на Стефа.
– Не ори, не дома, и дома не ори, – угрюмо проскрипел он, – если легавые сцапают, всем нам гаплык. Надо быстрее делать расход и уносить ноги в разные стороны. Кажется, это соседи по лестничной клетке нас «срисовали» на выходе. Наверняка, они позвонили в ментовскую. Быстро же уголовка зашевелилась.
Домушник решительно расстегнул злополучную сумку и, демонстрируя финну «окровавленные ценности», зловеще заявил:
– За такую работу надо бы добавить за вредность, но я человек слова. Пусть будет по-твоему. Забирай товар, раскошеливайся и езжай на все четыре стороны.
Он хлопнул по спине осоловевшего от напряжения чухонца.
– Чтто значит, – рааскошеливайся? – заерзал на сиденье заказчик.
– Забирай товар и быстрее давай расчет. Сам видел, менты у нас на «хвосте» и на раздумья нет ни секунды, – скомандовал Стеф тоном, не терпящим возражений. – А то, из-за нас и ты «засветишься». А так, мы тебя не знаем, ты нас не знаешь. Высадишь нас на Обводном канале. Мы на автовокзале на «частника» пересядем.
Домушнику Стефан выделил только двенадцатую часть от общей суммы.
– Твоя квалификация не пригодилась, – пояснил он, – это была уже не кража, а афера. Поэтому и доля твоя поменьше будет. А великому литератору передавай пламенный привет от Свирида Петровича Голохвостова. Он грозился написать обо мне юмористический рассказ. Вот пускай и удовольствуется гонораром за будущий шедевр. Только пусть уже постарается, чтобы произведение получилось достоверным и интересным одновременно. Такое бывает редко. Большего от него не жду. На мужские поступки он уже не способен. Старик выдохся от времени. Этот чистоплюй хочет дома сидеть в тепле, а по большой нужде сходить, и не натужиться. Так нэ бувае. И вообще, у него на сладкое аллергия.
– По нашей жизни ты, Стейц, не прав, – заявил Стефу домушник, пряча в боковой карман пачку новеньких долларов, – у Кирилла на таких как ты аллергия, и встречаться тебе с ним не советую.
– Если и сведет нас судьба, – заносчиво произнес Стеф, – еще неизвестно, чей верх будет. Радзивиллы не перед кем не снимали шляпы. Мы шляхтичи – хозяева шляха, и делаем на своей жизненной дороге, что хотим. Выше нас только Бог. Так было написано на нашем фамильном гербе.
Стефан не спеша сложил в кожаную сумку тугие пачки долларов в банковских упаковках и, взвесив в руке последнюю пачку, пододвинул ее к домушнику.
– Не откажи в последней услуге. Сегодня сходи в «Англетер» и передай эти деньги Феоктистову.
– Ты решил выделить долю в Питерский общак? – одобрительно кивнул головой Чистодел, – что же, хвалю. Вот это по нашему.
– Не спеши меня хвалить, – возразил Радзивилл. – Это его законная доля. Без участия Феоктистова вряд ли все прошло так гладко. Он не оставил финну ни секунды на размышления. И это стало переломным моментом. Именно тогда чухонец полностью обмяк и перестал соображать. Так что свою долю Феоктистов заработал. А общаков я не признаю. Там, где колхоз, там голод.
– А как я его узнаю? – с сомнением поинтересовался Чистодел, – Феоктистова я ни разу и в глаза не видел. Хотя знаю, что в Питере есть такой уважаемый человек.
– Ты его сегодня видел, хотя и недолго, – усмехнулся Стеф. – Мента, который нас тормозил, хорошо запомнил? Это и есть Феоктистов. Он будет ждать тебя в фойе в шесть вечера.
* * *
Когда, как-то под вечер, Стеф вернулся из Питера, то не застал Альбину ни дома, ни в больнице. Он поставил на комод коробку с французским подвенечным платьем, спрятал в шкатулку футляр с бриллиантовым кольцом, достал обрез, зарядил оба ствола волчьей дробью и постучался в окошко к главврачу. Тот, не подозревая лихого, вышел на крыльцо. Следом, зябко кутаясь в пуховой платок, появилась похудевшая, побледневшая и осунувшаяся Альбина.
– Будем стреляться! – Решительно заявил шляхтич и ткнул недруга обрезом в солидный живот. – Одному из нас не жить.
– У меня ствола нет, это не по правилам, – промямлил доктор, оттягивая время и стараясь увильнуть от сатисфакции.
«Зря я влез в эту халепу. И, зачем только связался с этой болезной вертихвосткой? – Мысленно корил себя главврач. – Не приведи, дойдет до начальства, могут и с должности попереть за аморалку. Придется тогда проситься ветеринаром на свиноферму. А,может, и зоотехником возьмут. Всё-таки, у меня диплом с отличием, – успокоил он себя, – там оклад больше. Опять же и от приплода барыш. А, Альбине, все равно, не долго осталось. Тогда все и успокоится».
Ноги у него стали ватными, а перед глазами поплыли черные круги.
– Беги за участковым, – пересохшими губами прошептал он Альбине.
– Михалыч уже неделю как в запое, – холодно ответила медсестра.
В какой-то момент ей показалось, что от доктора дурно запахло. Карамель поморщилась и, сделав шаг назад, предательски захлопнула дверь, отрезав доктору дорогу к отступлению.
– Стреляться будем по очереди, как у Лермонтова, – взвел курки Стеф, – Кто будет первым, кинем монету. А вы, соколе ясный, рахуйте двадцать крокив. Да вы, никак, в штаны со страху наложили? – брезгливо поморщился Радзевилл.
«Какое отношение я имею к Лермонтову? У меня по литературе всегда была двойка. Ревнивец, кажется, сошел с ума. Этому безумному Печорину место в психбольнице, в буйном отделении», – подумал ясный сокол и, для верности, сжимая верхние части ног, стал отсчитывать роковые шаги. Ему до безумия хотелось сделать шаги пошире, но это не получалось по техническим причинам, которые почти невозможно передать литературным слогом.
На десятом шаге главврач с огорчением вспомнил, как сегодня в обед у себя в кабинете неосмотрительно уничтожил целую кастрюльку диетической больничной каши с молоком.
«Можно было ограничиться одними тефтелями, тогда было бы легче», – вихрем пронеслось у него в голове.
Поравнявшись с забором, он схватился за верхнюю планку и неожиданно для себя, легко подтянувшись, перебросил свое упитанное тело в соседский огород. Выскочив в калитку, дуэлянт пулей понесся вдоль улицы. Вслед прозвучал одинокий выстрел и протяжной вой бродячего пса. В горячке доктор почти не почувствовал боли, но что-то острой бритвой обожгло левое плече. Он упал под ракитовый куст и, затаив дыхание, замер.
