— Давно они были знакомы?
Она в раздумье грызла ноготь.
— Не меньше десяти месяцев. Он врач. О девушках говорят, что они становятся медсестрами, чтобы иметь шанс выйти замуж за врача, но с Бритт было совсем не так. Она была ужасно робкой и даже побаивалась мужчин. Прошлой зимой ее освободили от работы из-за малокровия и общего упадка сил, и ей часто приходилось ходить на обследования. Тогда она и познакомилась с Бертилем. И сразу влюбилась без памяти. Она говорила, что ее вылечила его любовь, а не его лечение.
Мартин Бек разочарованно вздохнул.
— Вам в этом что-то не нравится? — подозрительно спросила она.
— Совсем нет. У нее было много знакомых мужчин?
Моника Гранхольм улыбнулась и покачала головой.
— Ни одного, кроме тех, с которыми она встречалась в больнице, по работе. Она была холодна. По-моему, до Бертиля у нее никого не было.
Она водила пальцем по столешнице. Потом нахмурилась и посмотрела на Мартина Бека.
— Почему вас интересует ее интимная жизнь? Какое это имеет отношение к происшедшему?
Мартин Бек вынул из внутреннего кармана бумажник и положил его на стол.
— В автобусе рядом с Бритт Даниельссон сидел мужчина. Это был полицейский по имени Оке Стенстрём. У нас есть основания полагать, что они были знакомы и ехали вместе. Нас интересует, называла ли фрекен Даниельссон когда-либо его имя.
Он достал из бумажника фотографию Стенстрёма и положил ее перед Моникой Гранхольм.
— Вы видели когда-нибудь этого человека?
Она посмотрела на фотографию и покачала головой. Потом поднесла ее ближе к глазам и еще раз внимательно посмотрела на нее.
— Да, конечно, — сказала она. — В газетах. Но здесь он выглядит лучше. — Она вернула фотографию со словами: — Бритт не знала этого человека. В этом я могу почти поклясться. Абсолютно исключено, чтобы она позволила кому-нибудь, кроме жениха, проводить себя домой. Это было просто не в ее стиле.
Мартин Бек убрал бумажник в карман.
— Может быть, они дружили и…
Моника энергично покачала головой.
— Бритт была очень порядочная, робкая и, как я уже говорила, почти боялась мужчин. Кроме того, она по уши была влюблена в Бертиля и ни на кого другого даже не взглянула бы. Ни на друга, ни на кого другого. К тому же я была единственным человеком, которому она доверяла. Кроме Бертиля, естественно. Она делилась со мной всем. Мне очень жаль, герр комиссар, но это очевидная ошибка.
Она открыла сумочку и достала оттуда портмоне.
— Мне пора возвращаться к моим сосункам. У меня их семнадцать.
Она принялась копошиться в кошельке, но Мартин Бек остановил ее.
— Это за счет государства, — сказал он.
Когда они вернулись к воротам больницы, Моника Гранхольм сказала:
— Они, конечно, могли быть знакомы с детства или со школьного времени и случайно встретились в автобусе. Но это я могу только предполагать. Бритт жила в Эслёве до тех пор, пока ей не исполнилось двадцать лет. А откуда был родом этот полицейский?
— Из Халльстахаммара, — сказал Мартин Бек. — Как фамилия того врача, Бертиля?
— Перссон.
— А где он живет?
— Гилльбакен, двадцать два. В Бандхагене.
Немного поколебавшись, Мартин Бек протянул ей руку, не сняв для надежности перчатку.
— Передайте от меня благодарность государству за угощение, — сказала Моника Гранхольм и широким шагом стала подниматься по склону холма.
16
Машина Гунвальда Ларссона стояла на Тегнергатан возле дома номер сорок. Мартин Бек взглянул на часы и толкнул входную дверь.
Было двадцать минут четвертого, а это означало, что Гунвальд Ларссон, старающийся всегда быть точным, уже двадцать минут находится у фру Ассарссон. И к этому времени он наверняка уже успел выведать все о жизни директора Ассарссона начиная с первого класса школы.
Методика допросов Гунвальда Ларссона опиралась на правило начинать с самого начала и шаг за шагом продвигаться вперед. Эта методика могла, конечно, оказаться эффективной, но частенько она оказывалась всего лишь изматывающей и скучной.
Дверь в квартиру открыл пожилой мужчина в темном костюме и серебристом галстуке. Мартин Бек назвал себя и показал служебный жетон. Мужчина протянул руку.
— Туре Ассарссон, — представился он. — Я брат… погибшего. Входите. Ваш коллега уже здесь.
Мужчина подождал, пока Мартин Бек повесит пальто, и прошел впереди него в двустворчатую раздвижную дверь.
— Мерта, дорогая, — сказал он. — Это комиссар Бек.
В большой гостиной было довольно темно. На низкой, золотистого цвета кушетке не менее трех метров длиной сидела худощавая женщина в черном платье джерси и держала в руке бокал. Она поставила бокал на стоявший возле кушетки низкий черный столик с мраморной столешницей и протянула Мартину Беку грациозно изогнутую в запястье руку, словно ожидая поцелуя. Мартин Бек неловко пожал безвольные пальцы и пробормотал:
— Мои соболезнования, фру Ассарссон.
По другую сторону мраморного столика стояли три низких розовых кресла, в одном из которых с каким-то странным выражением лица сидел Гунвальд Ларссон. Лишь тогда, когда сам Мартин Бек, после любезного кивка хозяйки, опустился в такое же кресло, он понял проблему Гунвальда Ларссона.
Дело в том, что конструкция кресла вынуждала сидящего принять горизонтальное положение, а было бы несколько странно проводить допрос лежа. Гунвальд Ларссон сидел, как раскрытый перочинный ножик, а это требовало значительных усилий. Лицо его было красным. Он сердито взглянул на Мартина между своих торчащих перед ним, как альпийские вершины, колен.
Мартин Бек сначала поджал ноги влево, потом вправо, после чего попытался скрестить их и убрать под кресло, однако оно оказалось слишком низким. В конце концов он улегся в той же позе, что и Ларссон.
Вдова тем временем успела опорожнить бокал и подала его деверю, чтобы он снова его наполнил. Деверь пристально посмотрел на нее и принес с ночного столика графин и чистый бокал.
— Позвольте предложить вам бокал шерри, комиссар, — сказал он.
И не успел Мартин Бек отказаться, как тот наполнил рюмку и поставил ее перед ним на столик.
— Я как раз спрашивал фру Ассарссон, не знает ли она, почему ее муж в понедельник вечером оказался в том автобусе, — сказал Гунвальд Ларссон.
— А я ответила вам то же самое, что сказала тому типу, который был настолько бестактен, что принялся задавать вопросы о моем муже через секунду после того, как сообщил о его смерти. Ответила, что не знаю.
Она сделала движение бокалом в направлении Мартина Бека и осушила его одним глотком. Мартин Бек попытался дотянуться до своей рюмки с шерри, но не дотянулся на целый дециметр и снова погрузился в кресло.
