— Это исключает версию о грабеже, — вставил Меландер.
— Не будем забывать, — сказал Мартин Бек, — что та часть города, как ты заметил, буквально нашпигована притонами и пансионатами особого рода. Возможно, он жил в одной из этих дыр? Нет, давайте вернемся к главному вопросу: «Что Стенстрём делал в автобусе?»
Почти минуту они сидели молча. В соседнем кабинете за стеной звонил телефон. Время от времени до них доносились голоса Гунвальда Ларссона и Рэнна. Наконец Меландер спросил:
— А что Стенстрём умел делать?
Ответ знали все трое. Меландер кивнул и сам ответил на свой вопрос:
— Стенстрём умел следить.
— Да, — подтвердил Мартин Бек. — В этом деле он был ловким и настойчивым. Он мог неделями ходить за кем-нибудь.
— Помню, как он довел до бешенства того сексуального маньяка, который убил девушку на Гёта-канале четыре года назад.
— Он буквально затравил его, — сказал Мартин Бек.
Ему никто не возражал.
— Он уже тогда умел это делать. А потом стал делать еще лучше, — заметил Мартин Бек.
— Кстати, — оживился Кольберг, — ты спросил наконец у Хаммара, чем Стенстрём занимался летом, когда мы изучали нераскрытые дела?
— Да, — ответил Мартин Бек. — Но без толку. Стенстрём был у Хаммара, они разговаривали об этом, и Хаммар предложил ему несколько дел. Каких — уже не помнит, однако тот отказался, так как дела оказались слишком старыми. Вернее, Стенстрём был слишком молод. Ему не хотелось заниматься тем, что произошло, когда ему было десять лет и он еще играл на улицах Халстахаммара в полицейских и преступников. В конце концов он остановился на том без вести пропавшем, которым занимался и ты.
— Он никогда не говорил об этом, — сказал Кольберг.
— Наверное, ограничился тем, что прочитал его.
— Наверное.
Наступившую тишину вновь прервал Меландер. Он встал и спросил:
— Ну и к какому же выводу мы пришли?
— Я и сам толком не знаю, — ответил Мартин Бек.
— Извините, — сказал Меландер и вышел в туалет.
Когда дверь за ним закрылась, Кольберг посмотрел на Мартина Бека и спросил:
— Кто сходит к Осе?
— Ты. Туда надо идти одному, и ты лучше всего для этого подходишь.
Кольберг ничего не ответил.
— Ты не хочешь?
— Не хочу. Но схожу.
— Сегодня вечером?
— Да, но предварительно мне нужно уладить два дела. Одно на Вестберга-алле и одно дома. Позвони Осе и скажи, что я приду около половины восьмого.
Через час Кольберг пришел к себе домой на Паландергатан. Было около пяти, но уже давно стемнело.
Жена, одетая в потертые джинсы и клетчатую фланелевую рубашку, красила кухонные табуретки. Рубашка принадлежала Кольбергу, но он уже давно не носил ее. Гюн подвернула ее рукава и небрежно подвязала полы. Руки, ноги и даже лоб у нее были измазаны краской.
— Раздевайся, — сказал Кольберг.
Она замерла с поднятой кистью в руке и испытующе посмотрела на него.
— Тебе совсем невтерпеж? — с улыбкой спросила она.
— Да.
Она сразу стала серьезной.
— Тебе надо идти?
— Да, у меня допрос.
Она понимающе кивнула, опустила кисть в банку с краской и вытерла руки.
— Оса, — сказал он. — И это будет трудно.
— Тебе нужна прививка от возбудимости?
— Да.
— Не испачкайся краской, — сказала она, снимая с себя рубашку.
20
Перед одним из домов на Клуббаккен в Хегерстене стоял облепленный снегом мужчина и пытался что-то прочесть на листке бумаги. Листок уже намок, чернила расплылись, и при слабом свете уличного фонаря нелегко было разобрать текст. Но в конце концов ему это, по-видимому, удалось, потому что, отряхнувшись от снега, он решительно направился к дому, поднялся по лестнице, подошел к двери и позвонил. Потом снял свою шляпу и смахнул с нее снег.
Дверь приоткрылась, и из-за нее выглянула пожилая женщина в халате и фартуке. Руки ее были в муке.
— Полиция, — сказал он хриплым голосом. И, откашлявшись, добавил: — Старший помощник комиссара Нурдин.
Женщина испуганно смотрела на него.
— У вас есть удостоверение? — недоверчиво спросила она. — Я имею в виду…
Нурдин вздохнул. Он переложил шляпу в левую руку, расстегнул плащ и пиджак, вытащил бумажник, а из бумажника — удостоверение.
Женщина наблюдала за этой процедурой с таким испугом, словно ожидала, что он сейчас вытащит бомбу, автомат или презерватив.
Он держал свое удостоверение в руке, и она рассмотрела его через щель.
— А разве у детективов нет таких… жетонов? — поколебавшись, спросила она.
— Конечно. У меня есть жетон, — спокойно ответил Нурдин.
Служебный жетон он носил в боковом кармане и теперь размышлял, как его достать, не надевая шляпу.
— Ну ладно, не надо, — решилась женщина. — Так вы из Сундсвалла? Значит, вы приехали из Нуррланда, чтобы поговорить со мной?
— У меня в этом городе есть еще несколько дел.
— Да, я понимаю, но, видите ли, я считаю… — Она замолчала.
— Что вы считаете?
— Я считаю, что в наше время нужно быть очень осторожной. Никогда не знаешь…
Нурдин не знал, что делать со шляпой. Снег падал ему на голову и таял на лысине. Ему было неудобно стоять с удостоверением в одной руке и шляпой в другой. А что, если понадобится что-нибудь записать? Самым простым было бы надеть шляпу, но, с другой стороны, это было бы невежливо. А положить шляпу на ступеньки и вовсе было глупо. Может, попросить, чтобы она его впустила? Однако это означало бы, что ей придется подумать, прежде чем принять решение, а если он правильно оценил эту женщину, ей для этого понадобилась бы уйма времени.
Нурдин был родом из тех мест, где любого гостя непременно пригласили бы в дом, провели на кухню, усадили бы рядом с печкой, чтобы тот согрелся, и предложили бы чашку кофе. Это просто входило в обязанности хозяев. Замечательная и мудрая традиция, подумал он. Хотя, наверное, не для больших городов. Он отвлекся от своих мыслей и сказал:
— Вы звонили в полицию и сообщили о каком-то мужчине в гараже, так?
— Мне очень жаль, что я побеспокоила вас…
— Ну что вы, мы очень благодарны вам.
Женщина обернулась и посмотрела в глубь квартиры, при этом почти закрыв дверь. Судя по доносившемуся запаху, она пекла пироги и, очевидно, опасалась, чтобы те не подгорели.
