В этот дом Львовы заселились, когда Веронике было двадцать, только-только свадьбу отыграли. Муж ее – Исай – красавцем был неописуемым, жену свою любил и слыл примерным семьянином. Бывало, правда, что и загуливал, но тогда каялся, тряс повинной головой и на полгода затихал. Однако жену предупреждал честно:
– Я – мужик, мне можно. Но если узнаю, что ты мне рога пристраиваешь, вышвырну из дома в чем мать родила!
Вероника молилась на мужа, никаких рогов пристраивать ему не мыслила, и семья с каждым годом становилась крепче и правильнее. Потом пошли детишки – сначала Ося, потом и Андрюша. Мать не могла нарадоваться на детей, муж не мог нарадоваться на жену, а дети радовались просто так, сами по себе. Мальчишки подрастали, родители стали чаще выходить в гости, обычно вдвоем, но иногда и поодиночке – то Исай на работе с кем-то именины празднует, то Вероника у подружки задержится, а вечером опять все вместе, тишь да благодать. Да и откуда беды ждать? Веронику Исай вывез из маленького городка, где все друг друга знают, где каждый шаг на виду, а женщина, разговаривающая с мужчиной, считается гулящей, если, конечно, этот мужчина не ее муж. Она и сама долгое время придерживалась таких правил. Чего стоило мужу приучить ее носить современную одежду!
– Ой, какой срам! – отказывалась она. – Я никогда не надену эту юбку – из нее коленки торчат! Можно, я пошью платьице с глухим воротничком? А то вот в этом прямо титьки-то наружу!
Но молодой муж упорно втолковывал жене, что она теперь живет в большом городе, у них современные друзья, а следовательно, и одеваться нужно соответственно, иначе подумают, что Исай нашел себе супругу в доме престарелых. Вероника в конце концов соглашалась на все ради любимого мужа. Она даже пристрастилась к моде, научилась разговаривать, оттопыривая нижнюю губу, а стакан брала теперь только тремя пальцами. Жизнь налаживалась. Да только не все так гладко было. В один из вечеров Исай нашел свою благоверную у подруги, пьяную и растрепанную, в компании какого-то мужика. Ясно было, что Вероника с обнаженным мужчиной не в ладушки играла. Исай приволок жену домой, отмыл, уложил в постель, а уж наутро устроил скандал, каких сроду не было, – что называется, провел работу над ошибками. Вероника ревела, как опереточная певица – на все голоса, дети срочно были отправлены по бабушкам, а Исай неустанно целую неделю, каждый вечер устраивал скандалы. После этого Вероника из дому выходить перестала, только если в магазин. Помаду и духи, какие у нее были, муж выкинул в мусор, а платья велел носить только такие, в которых Вероника выглядела на все сто. В смысле, лет. Молодая женщина умоляла простить ее, корила себя и понять не могла, как же такое могло произойти.
На самом деле все объяснялось просто, это ей сама подруга и проболталась. Исай на одном из мальчишников, изрядно накушавшись алкоголя, поспорил с такими же «трезвыми» друзьями, что жена его ни на какие уговоры не поддастся и, будучи даже в самом распьянецком виде, честь мужнину сохранить сумеет. На кону стояла новая стиральная машина, которую другой товарищ купил своей жене. А дальше понеслось. Спорщики не дураками оказались, не стали выискивать, кто посимпатичнее, а выбрали из всех для проведения операции мужичка, который больше других на Исая смахивал, напоили Веронику, а дальше дело понятное. Спорщик, в полной темноте наглаживая Веронику Мефодиевну по гладким бокам, бесстыже называл себя Исаем, и крепость пала. Ну а уж потом ворвался муж и дал волю справедливому гневу. Стиральная же машина помахала ему ручкой. Когда Вероника об этом узнала, винить себя стала еще больше – это ж надо, муж в ней так был уверен, и такой облом вышел. Да еще и машину прошляпили! Но время затягивает раны, и неприятный случай забылся. Так думала Вероника. Теперь Львовы жили мирно, спокойно, образцово. Исай, будучи уже в возрасте, заболел и долгое время был прикован к постели. Вероника, как могла, пыталась скрасить для мужа неподвижные дни, несколько лет была и сиделкой, и медсестрой, и матерью, и другом. Но перед самой уже своей смертью муж все-таки сказал ей:
– Замечательная ты баба, но, однако, честь свою хранить не могешь. Эх, не тебя мне нужно было в жены брать.
Это были его последние слова. После похорон вдова какое-то время сильно горевала, а потом, когда боль поутихла, вспомнились ей его последние слова.
– Нет, ну надо же… – плакалась она соседке, – за мое добро я и слов других не заработала? А сам-то он далеко не ангел ведь был. Я с ним состарилась, так ничего и не разглядев. Только и пожила до той пьянки клятой, а потом вся жизнь – глаза в землю.
В это время мальчишки уже выросли, неплохо устроились, младшенький наизнанку выворачивался, чтобы мать ни в чем не нуждалась. У нее у первой в их доме появились видеомагнитофон, музыкальный центр и здоровенный холодильник с газированной водой. Насмотревшись иностранных фильмов, Вероника Мефодиевна решила начать жизнь заново. Она завела себе твердое правило – два раза в неделю у нее проходили «сеансы омоложения», как она их называла. На самом деле это была обычная пьянка, куда приглашались все, кому не исполнилось сорока. А кому уже исполнилось, приходили без приглашения. На эти гульбища женщина в приказном порядке созывала и своих невесток.
– Девчонки у моих сынов хорошие, – частенько говаривала Вероника Мефодиевна. – Не хочу, чтобы их так же могли облапошить, как меня. Закалять их буду. Ничего, под моим присмотром греха не будет.
Однако Полина, жена Андрея, после двух таких посещений ходить к свекрови отказалась наотрез. Та настаивала, да за жену горой поднялся Андрей.
– Ма! Полина к тебе ходить больше не станет, не проси. Если будешь еще настаивать – поссоримся.
Пришлось Веронике отступиться. А вот старшая невестка, Арина, так и не сумела открутиться. Приходила каждый раз. Остап не сумел отстоять жену, а Вероника тщательно следила, чтобы сеансы не пропускались…
– Подождите, – прервала плавную речь Музы Федоровны Люся. – Так, значит, Арина здесь с кем-то встречалась?
– Ой, да что вы! С кем тут встречаться? Арина, когда приходила, всегда на кухне толклась – посуду мыла, котлеты подогревала. Ее на посиделки-то не сильно тянуло. Правда, Вероника, порой, силком ее за стол затаскивала. Арина-то иной раз даже у меня отсиживалась.
– А кто у Вероники чаще других бывал?
– Да кто ж их знает? Тут и захочешь, да не уследишь. Да ведь мне оно и не надо было. Что захочет, Вероника и сама расскажет, а не захочет, так я не больно опечалюсь. Так что за гостями я не глядела. Однако знаю – чумные они. Да и то сказать, это ведь кто-то из друзей Вероники, из гостей ее, посоветовал кота размножить. А та, дурочка, и рада: «Ой, он у меня один остался!» А после смерти Андрюши и вовсе у нее крыша поехала – таскается с Генрихом, как с дитем малым. Она, наверное, гибели Арины даже не заметила, у нее теперь одно горе – не берут медики ее кота. А то, что умом она поехала, это врачи официально Остапу высказали, да только Остап не Андрюша, сильно трястись над старухой не будет. Ей бы, может, куда в клинику, да разве уже поможет… А вот Генриха жалко. Зачем его по уколам таскать!
