А вообще — у меня немного от сердца отлегло. Ну и еще от одного места, мягкого. Если Ворон сказал, что есть у него пара аргументов, то значит, у меня есть неплохие шансы сегодня увидеть не только рассвет, но и закат.
Наставник цапнул меня за отросшие волосы, спадавшие на лоб, как следует дернул, пробормотал что-то неразборчивое, погрозил нам пальцем и пошел к дому.
— Бодр и свеж, значит? — тихонько сказал Мартин. — Догадываюсь я, что там за аргументы будут. Он у нас еще ого-го!
— Зря ты ученика Эвангелины прибил, — ухмыльнулся Эль Гракх. — У нее смотреть не на что. Надо было кого-то из подмастерьев другой магессы убить, Виталии. Ох, какие у нее эти!
И он руками изобразил, какими достоинствами природа и личное магическое искусство наградили Виталию.
— Да, славная женщина, — признал и Мартин. — Видел я ее. Там не только груди хороши, там вообще все в порядке. А ляжки у нее — засмотришься!
Я слушал их, при этом против собственной воли мне вспоминался насмешливый голос, более всего похожий на змеиное шипение, и острый ноготь, водящий по моей груди. Даже холодок по спине пробежал, так все это явственно всплыло в памяти. Не знали ребята, о чем говорят, не дай им боги оказаться в постели этой женщины. Даже Мартину такого не пожелаю.
Мартин и Эль Гракх еще где-то пару минут причмокивали губами и со значением переглядывались, давая друг другу понять, что их вкусы совпадают. Они и меня пытались вовлечь в это действо, но безуспешно. Даже из чувства мужского единства я на это пойти не мог.
— Ладно, — наконец успокоился Мартин. — Я так понимаю, ты сейчас Гракху будешь рассказывать о том, что к чему? Тогда я спать. Тем более, что все равно его очередь стражу нести.
— В смысле? — не понял я.
— Да эти бдения в тёмное время суток он сам и придумал, — ткнул в сторону Мартина пальцем Эль Гракх. — Мол, не дело, если ночью никто не будет поглядывать по сторонам и все спать будут. Мало ли кто придет, что удумает? А наставнику только подкинь идею, которая нам может испортить жизнь, он ее тут же на вооружение возьмет. Вот теперь мы с ним и дежурим по полночи. Нас же тут только двое ребят.
— Еще есть Эбердин, лично я уверен, что она парень, осталось только заглянуть ей в штаны и убедиться в том, что я прав, — хохотнул Мартин. — Так что ее тоже можно на стражу ставить. Но Гракх уперся и не хочет этого делать. Все, я наверх. И не забудьте Геллу разбудить как рассветет, сегодня она кашу на завтрак варит. Ох, чует мой желудок недоброе!
Эль Гракх широко улыбнулся, и я понимаю, чему именно. Стряпню Геллы я помнил еще по замку, она все время что-то да путала — то сахара в суп сыпанет вместо соли, то рыбу в одной кастрюле с мясом сварит. А как-то раз осенью, когда у нас яблок было много, она решила на улице компот сварить, причем успешно справилась с этой задачей. И пахло здорово, и на вкус он вышел неплохой, Фриша успела его попробовать. Она же сдуру и посоветовала Гелле его процедить. Та и процедила — немедленно сунула Фрише в руки сито и вылила всю кастрюлю прямо на землю. В результате мы ели яблоки из компота, недоуменно таращась на эту чудачку, которая еще и интересовалась, вкусно ли нам.
— Разбужу и уеду, — пообещал он — А вам — приятного аппетита.
— Ага, — Мартин почесался. — Хуже нет без завтрака остаться, пусть хоть даже такого. Фон Рут, ты потом тоже хоть пару часов поспи. Нынче времена такие, что не знаешь, чем день кончится, потому мастер прав — голове отдых нужен, иначе надорвешься. Ты как с Гракхом поговоришь, на второй этаж иди. Там всего две комнаты, наша та, у которой стены не трясутся.
— В смысле? — не понял я.
— В одной мастер спит, в другой мы. У нас стены ходуном от храпа не ходят, — пояснил Эль Гракх.
Мартин кивнул, хлопнул его по плечу, пожелал удачи и ушел в дом.
Я же просидел с пантарийцем до рассвета, рассказывая ему о принце, его замашках и о том, кто есть кто в свите. Поди знай, что там случиться может, лучше уж попытаться все предусмотреть. Поведал и о том, почему он должен заменить меня — тайны из этого делать не имело ни малейшего смысла.
— В общем — на вид принц свой парень, но верить ему не стоит, — закончил я. — Я об этом и раньше догадывался, а теперь наверняка знаю.
— Совершенно не удивил, — Эль Гракх встал и потянулся. — Мне это и без тебя известно. Все, кто корону носит или собирается ее надеть, таковы. Это ты еще легко отделался, поверь. У меня дядю, двоюродного брата отца, четвертовали на главной площади столицы, и на это смотрели все знатные люди Южного Панта. Все, без исключения. А он тоже был Эль Гракх, и наша фамилия звучала с эшафота. «Казнокрад Эль Гракх», «Вор Эль Гракх», «Эль Гракх, обманувший пресветлого эмира». Как тебе? Имени нет, только фамилия и ощущение такое, что это не про одного человека говорят, а про весь наш род. Мой отец — потомственный нобиль, мой прапрапрадед рубился в битве при Эрии по левую руку от прапрапрадеда эмира. Какой позор! А знаешь в чем было дело?
— В чем? — тут же спросил я.
На моей памяти это были первые откровения, что я слышал от пантарийца. Он вроде иногда о чем-то разговаривал с Агнесс де Прюльи, лица при этом у обоих были очень серьезные, но о чем у них шла речь не знал никто. С остальными же о себе он не говорил ни полслова. Шутил, рассказывал о Панте — Южном и Северном, о их обычаях, преданиях, но о себе и семье — ничего. Даже про то, что он сын нобиля, то есть очень высокопоставленного чиновника при дворе эмира, мы узнали от Ворона.
— Он был казначей, — продолжил Эль Гракх. — Эмир брал деньги у купцов в долг, а мой дядя выдавал им расписки со своей подписью. «Ты казначей», — говорил ему эмир. — «Не мне же на них ставить свое имя?». И дядя верил ему, это же эмир, он совесть и правда нашей благословенной земли. А потом купцы пришли к эмиру и сказали, что все сроки прошли и им нужны деньги. Власть — она от неба, от богов, но деньги — это деньги.
— А эмир сказал, что он ничего не брал и впервые об этом слышит, — продолжил я его рассказ. — Если с кого и спрашивать, то с того, чье имя стоит на расписках.
— Именно так, — невесело усмехнулся пантариец. — Долгов было очень много, там такие суммы были, что дядя сразу понял, что ни его денег, ни даже денег всего нашего рода на их погашение не хватит. Мы все пойдем по миру, но долг так и не погасим. Он сказал купцам, что они ничего не получат, он смеялся над ними и хлопал себя ладонями по заду.
— А это зачем? — удивился я.
— Так делают обезьяны, это мерзкое подобие человека, — объяснил Эль Гракх. — В наших краях это очень серьезное оскорбление. За такое убивают.
— И тогда купцы, которые все уже поняли, попросили у эмира голову твоего дяди? — предположил я.
— Именно, — подтвердил пантариец. — Еще они разорили его дом, выгнали жену с детьми на улицу, но другие семейства нашей фамилии не тронули, не посмели. Через неделю дядю казнили, и эмир лично командовал этой казнью. Так что мне про честность королей, принцев, эмиров и султанов ты можешь не рассказывать.
