Из «Библейских сказок»
Отчего Моисей не улыбался, когда был маленький
Помнишь, как это было?
Маленький Моисей (фунтов десять он тогда весил, не больше) плыл по реке в корзинке, так хорошо пропитанной смолой, что ни одна любопытная капля воды не могла проскользнуть сквозь крепкое плетенье.
Внизу болтали между собой быстрые, весёлые струи – вверху улыбалось серебряное облако с золотой каймой, похожее на белого задремавшего кролика. Стрекозы перегоняли друг друга и, пролетая над корзиной, удивлённо звенели: «Зык! Зы-зык! Когда же это было видано, чтобы маленький мальчик плыл один по реке в корзинке?»
А маленький Моисей лежал, смотрел круглыми глазками в небо и разговаривал сам с собой: «Ля, вля, гля…» Разговаривал на том самом языке, на котором говорил и ты, когда лежал в люльке, задрав кверху круглые ножки, пуская пузыри и рассматривая собственный круглый пальчик. Не помнишь?
Вдали за кустами стояла сестра маленького Моисея, смотрела, раздвинув тростник, на колыхающуюся вдали плетёную колыбель, и слезы медленно капали одна за другой в весёлую воду…
– Чёрный лебедь! – шепнула служанка дочери фараона, с которой она купалась в реке.
Но дочь фараона поднесла ладонь к глазам и звонко рассмеялась: «Чёрный лебедь!.. А может быть, это бегемот приплыл с твоей родины, из верховьев Нила, чтобы тебя проведать… Разве не видишь? Это корзинка!..»
Корзинка задела за чёрную корягу, торчавшую из воды, закачалась на месте и медленно поплыла к берегу.
Ты думаешь, маленький Моисей стал плакать и вырываться – как это сделали бы мы с тобой, – когда увидал склонённое над собой чёрное лицо эфиопки-служанки с толстыми, красными, как стручковый перец, губами и зубами, похожими на две полоски кокосового ореха? Совсем нет. Сразу пошё он к ней на руки, от неё к другой, от другой к третьей (всем было интересно его подержать), пока не дошёл до ожидавшей на берегу дочери фараона, ласково прижавшейся к тёплому детскому телу.
– Ах ты, малышка! Да как тебя крокодил не съел? Тут за отмелью их целое семейство живёт… Ну, теперь ты мой!
Быстро оделась дочь фараона и, осторожно прижимая мальчика к груди, стала, улыбаясь, его укачивать.
Сестра Моисея, притаившаяся за тростниками, видела всё это и, радостно вздохнув, пошла домой, благословляя добрые руки веселой царевны.
А потом? Что было делать дочери фараона с таким младенцем? Она велела найти ему кормилицу. И знаешь, кому отдали его кормить? Матери! – так уж устроил Бог, потому что жалел мать и любил Моисея.
А потом вот что рассказывает об этом толстая книга, которую часто читает твой дедушка, надвинув на нос круглые очки в черепаховой оправе: «Вырос младенец, и привела его мать к дочери фараона: и он был у неё вместо сына, и назвала она его Моисей, потому что, говорила она, я вынула его из воды». Так написано в толстой книге…
Было ему тогда пять лет. Ни днем ни ночью не расставалась с ним дочь фараона. Каталась с ним в лодке при луне под светлым колыхающимся балдахином, пела ему весёлые песни, хлопала в ладоши и звонко хохотала, – но Моисей не смеялся, печально и молча смотрел на серебряную воду и тихо гладил пушистую обезьяну, которую подарила ему царевна.
Большая обезьяна?
Нет, маленькая, рыжая, в узком колпачке с золотой кисточкой.
Днем собирала царевна детей, быстроглазых и юрких. Кувыркались они на пестром ковре и, дразня друг друга, прятались в его широкие складки – показывая, как ходит страус и как ложится верблюд, – все служанки и царевна смеялись так, что колыхались широкие опахала, прислонённые к стене, – но Моисей печально и молча смотрел…
И когда дети уставали и садились вкруг него полукругом отдыхать, он молча вставал, оделял их вкусными финиками и бананами (ух, как дети их быстро глотали!) и раздавал им нередко все свои игрушки. Сколько бы ему ни дарила царевна, всё раздавал: и ярко раскрашенных каменных жуков, и маленьких ручных черепах, покрытых бронзовой краской, и выдолбленные из дерева лодки с перламутровыми парусами…
Как-то пастухи поймали в поле и принесли во дворец в банке двух тарантулов. Большие такие пауки, с жёлтым брюшком и волосатыми лапами…
Никогда не видал? Слава Богу, что не видал! Вылезли они из своих ямок на горячий песок на солнце погреться, а пастушонок быстро накрыл их глиняной миской, потом снизу пальмовый лист подсунул, миску перевернул, и готово. Так и поймал.
Принесли тарантулов. Собрались дети вокруг. Один сквозь пузырь в банку прутик сунул, стал пауков дразнить, а те, глупые, друг в дружку вцепились и давай драться.
Челюсти страшные, как ножницы, так и хватают, так и наскакивают. Как петухи!
Хохочут дети, по ковру катаются. Дочь фараона легла сбоку, в банку дует из всех сил, пауков дразнит, а сама так и заливается. Весело!..
И опять, как всегда, только маленький Моисей не смеялся.
Молча подошёл, сунул руку на дно банки, расцепил ядовитых тарантулов, понёс их к колючим агавам, что росли у ограды сада, и посадил осторожно на песок.
И ядовитые пауки не причинили ему зла, не укусили его, расправили лапы и быстро уползли в поле, на свободу… Все видели.
Отпустила дочь фараона детей, отослала служанок, села на ковёр к Моисею и долго его гладила по круглой головке. Долго гладила, и нежно прижала к себе, и тихо спросила:
– Моисей, мальчик мой! Отчего ты такой?
– Какой? – спросил мальчик и низко опустил голову к ковру.
– Отчего ты никогда не смеёшься с нами? Смотри: даже солнце улыбается, птицы звенят и радостно перекликаются в пышных кустах жасмина, рыбы в фонтанах весело гоняются друг за другом… Один ты…
– Ты хочешь знать, отчего я не смеюсь? – Моисей быстро встал на ноги и, крепко взяв за руку дочь фараона, потянул её за собой: – Пойдём!
Тихонько вдоль стены довел он её до пышно затканной портьеры на кольцах и быстро раздвинул портьеру…
За портьерой зашуршала одежда, раздался легкий вскрик, и дочь фараона увидела, как, склонив голову, быстро отошла к стене какая-то чужая, бедно одетая женщина.
– Кто это?
– Моя мать.
– Что она здесь делала?
– Она приходит, чтобы тайком смотреть на меня… когда я играю, – тихо отвечал Моисей и, подняв низко опущенную голову, посмотрел на дочь фараона.
И не выдержала она печали ясных и глубоких детских глаз и, закрыв лицо руками, быстро вышла из покоя.
Сказка о лысом пророке Елисее, о его медведице и о детях
«Когда пророк Елисей шёл дорогою, малые дети вышли из города и насмехались над ним: идёт плешивый. Он оглянулся и увидел их и проклял их именем Господним. И вышли две медведицы из леса и растерзали из них сорок два ребёнка».
