И так она на меня глядела…
Я решила: в лепешку разобьюсь, а переселю ее. И что вы думаете? Все пороги обила, сколько слез пролила у всякого начальства в кабинетах. Они даже удивлялись, потому что на меня непохоже, чтобы плакала.
Добилась: переселили ее. И что вы думаете? Переехала и через два месяца умерла. И отец к дочке вернулся. А что уж там дальше было – не знаю.
Вторая речь председателя домкома
– Наша цель и задача – изжить недостатки. А мы по сей день не изжили. Беда только в чем? Работа складывается в четырех принципах. Принципы вам все известные, но работу надо показывать, чтобы люди получили должное. Надо учесть самолюбие и дух поднять у общественности. Надо вовремя подсказать, как выход из положения в рабочем порядке. Люди работают, а мы по сей день сетку волейбольную и ту никак не получим. Ведь сейчас такой период, что уже морозы, а мы что делаем? У меня есть тренер по фигурному катанию, а зимней площадки нет. Это что ж такое? Всё озеленили, и деваться некуда – нигде ни в домино, ни в волейбол. Пенсионеры отвоевали себе все площадки. Надо, чтобы каждый ребенок мог во что-нибудь вовлечься, чтоб он пустой не ходил. Эти недостатки в наших силах. Надо только включиться по-настоящему. Да, товарищи, не всё так проводится, как Петр Первый провел линию и сказал: быть по сему железной дороге! Это я просто образно выражаюсь. А теперь скажу простой факт. Решили организовать вечер. Достали докладчика и оркестр из воинской части – человек пятьдесят одних музыкантов. А детей – нет. Ходили по квартирам, собирали, просили Христа ради: приходите на вечер. И что вы думаете? Молодежи пришло человек десять, а детишек и того меньше. Вот так здравствуйте! В зале одни пенсионеры. Видимо-невидимо. И выходит, что работа проводится в отрыве, это что ж такое, я вас спрашиваю? Я так думаю, товарищи: лучше меньше, да лучше, как сказал Владимир Ильич.
Козлова Агриппина Яковлевна из Талдома
– Я член партии. Я член партии с двадцать шестого года. А у меня сына присудили к расстрелу… он убил женщину. Но ведь ему восемнадцать лет. И она его оскорбила, сказала, что он лодырь. А он в это время топором скалывал лед и когда услышал оскорбление, то ударил ее топором по голове. Потом утащил ее в сарай, где совершил насилие, во что я не верю, так как свидетельские показания были сумбурные и неубедительные. Потом он добил ее топором, и она умерла.
Как член партии, я просила, чтоб меня принял первый секретарь горкома. Но он мне отказал. Скажите, разве это по-партийному? Наш город Талдом – обывательский город, его поглотили сплетни. Поэтому я просила партийные органы, чтобы процесс был закрытый, а мне в этой просьбе отказали. И теперь, после суда, обыватели бьют мне стекла и говорят про меня всякую небылицу.
Между тем моя жизнь была совершенно кристальная. Я всегда была на материально ответственной работе, и для самосохранения я работала только честно. Я очень следила за своим моральным обликом, потому что по партийной линии я воспитывала людей. В доме у меня полно литературы. Я работала только честно и денег на литературу никогда не жалела. Вот и вашу книгу я купила. Я всегда читала по списку. Я читала по списку литературу, удостоенную Сталинской премии. Я всю жизнь отдала народу. А теперь я сбавила восемь кило весу. Я, может, теперь как выжатая губка. Я с народом работала, воспитывала, разъясняла. А теперь, когда я, как член партии, попросила закрытый процесс, мне отказали, пошли навстречу обывателям. Ладят одно: ты воспитала убийцу. Каково мне это слышать? А ихние дети разве лучше? Я своего сына воспитывала от всей души, и он тоже читал литературу и разбирался в международных вопросах. Но он много перенес болезней – и бронхоаденит, и тонзиллит. И РОЭ была очень высокая, доходила до шестидесяти восьми. В последнее время он, правда, стал выпивать. И умри он своей смертью – это бы другое дело. Или попал бы под трамвай. Но расстрел?.. Ведь я же член партии! Я всю жизнь работала и людей воспитывала, а придешь домой – и почитать, и постирать, и обед сготовить, и мужа морально поддержать… И теперь у меня ноги не ходят, а как приду домой, то готова свою жизнь перечеркнуть. Ну, в общем, повеситься. Но поскольку я член партии, то я этого себе позволить не могу. Вот посудите сами, ведь вы тоже член партии… Как?! Нет??!! (упавшим голосом). Но вы всё же должны понять… Если бы он своей смертью помер… Туда-сюда. Тогда – другое дело. Но я ведь член партии…
За мной не пропадет
Большое тяжелое лицо. Тяжелая речь:
– Хватит… Поработала на хозяина… Отдохнуть… Нет сил… Подагра… Астма… Нет сил… С двадцать шестого года… В домработницах… по хозяевам… Вот дали комнату при кухне, живи… Нет. Всю жизнь прожила на кухне… И опять… Кухня… Станут жарить… Треску… Запах… Опять…
Уходя, сказала:
– За мной не пропадет.
… Твердо сказала. Не задыхаясь.
Даже койки нет
– Я уж ни на что не надеюсь… Поэтому я принес заявление в стихах. Вот…
Сухие казенные строчки
Заменит сегодня стих.
Во-первых, оно короче,
Душевнее, во-вторых…
К тому ж заявлений куча,
Отправленная в дорогу,
Жизнь не сделала лучше —
Быть может, стихи помогут?!
Жить так больше невмочь!
Площадь 13 и 6.
Я,
жена,
сын,
и дочь,
И теща родная есть…
Сырость и темнота
В нашем полуподвале,
И непригодным его для жилья
Не зря ведь врачи признали.
Сумрак у нас зловещий,
Солнца у нас не бывает.
Плесень съедает вещи,
Сырость людей съедает.
Сыну Женьке тринадцатый год,
Бледные щеки, унылый взгляд,
В тубдиспансер попал на учет:
Легкие барахлят…
В прошлом году родилась дочурка,
В светлое Завтра открылась дверца…
И сразу беда.
Обухом по чурке:
Врожденный порок сердца.
Тещу жалко, печальный факт:
На пенсию вышла на склоне лет,
Перенесла уже два инфаркта,
Не то что угла —
Даже койки нет!
Как больно газетные сводки читать,
Что всюду цветам новоселий цвести,
Когда моим детям нечем дышать,
А я не могу их спасти.
Я спросила: «А теща хорошая?»
Он ответил, подумав: «Родная…»
Третья речь председателя домкома
– Сегодня я скажу про старушек. Есть такие старушки, что они и понятия не имеют, что такое стать на очередь. И если мы такую старушку не переселим, она до самой смерти будет жить без окон, без дверей, полна горница людей.
Чей-то голос:
– Каких людей?
– Поговорка такая. Вы что уж, книг не читаете, не слыхали, что поговорки есть? К такой старушке придешь, а она тихо живет, не жалуется. В пристроечке живет, а пристроечка ветхая и туалета нет. А что человеку делать без туалета? И такая старушка ходит, бедная, несчастная, в другой дом. А если ночью схватит?
Вы, товарищи депутаты, не беспокойтесь, если на ваш участок старушек вселяют. Старушка – это ничего. Она поживет маленько, а потом помрет, и опять жилплощадь свободная и опять можно очередников вселять.
