Книга Право записывать, страница 53. Автор книги Фрида Вигдорова

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Право записывать»

Cтраница 53

Судья: Обсуждали вы на комиссии талант Бродского?


Воеводин: Было одно короткое собрание, на котором речь шла о Бродском. Но обсуждение не вылилось в широкую дискуссию. Повторяю, Бродский ограничивался полупохабными эпиграммами, а в Союз ходил редко. Мой друг поэт Куклин однажды громогласно с эстрады заявил о своем возмущении стихами Бродского.


Адвокат: Справку, которую вы написали о Бродском, разделяет вся комиссия?


Воеводин: С Эткиндом, который придерживается другого мнения, мы справку не согласовывали.


Адвокат: А остальным членам комиссии содержание вашей справки известно?


Воеводин: Нет, она известна не всем членам комиссии.


Бродский: А каким образом у вас оказались мои стихи и мой дневник?


Судья: Я этот вопрос снимаю. Гражданин Бродский, вы работали от случая к случаю. Почему?


Бродский: Я уже говорил: я работал всё время. Штатно, а потом писал стихи. (С отчаянием.) Это работа – писать стихи!


Судья: Но ваш заработок очень невелик. Вы говорите, за год получаете 250 рублей, а по справкам, которые представила милиция, – 100 рублей.


Адвокат: На предыдущем суде было постановлено, чтобы милиция проверила и справки о заработке, а это не было сделано.


Судья: Вот в деле есть договор, который вам прислали из издательства. Так ведь это просто бумажка, никем не подписанная.


(Из публики посылают судье записку о том, что договоры сначала подписывает автор, а потом руководители издательства.)


Судья: Прошу мне больше записок не посылать.


Общественный обвинитель Сорокин: Наш великий народ строит коммунизм. В советском человеке развивается замечательное качество – наслаждение общественно-полезным трудом. Процветает только то общество, где нет безделья. Бродский далек от патриотизма. Он забыл главный принцип – кто не работает, тот не ест. А Бродский на протяжении многих лет ведет жизнь тунеядца. В 1956 году он бросил школу и поступил на завод. Ему было 15 лет. В том же году – увольняется. (Повторяет послужной список и перерывы в штатной работе снова объясняет бездельем. Будто и не звучали все объяснения свидетелей защиты о том, что литературный труд тоже работа.)


Мы проверили, что Бродский за одну работу получил только 37 рублей, а он говорит 150.


Бродский: Это аванс! Это только аванс! Часть того, что я потом получу!


Судья: Молчите, Бродский!


Сорокин: Там, где Бродский работал, он всех возмущал своей недисциплинированностью и нежеланием работать. Статья в «Вечернем Ленинграде» вызвала большой отклик. Особенно много писем поступило от молодежи. Она резко осудила поведение Бродского. (Читает письма.) Молодежь считает, что ему не место в Ленинграде. Что он должен быть сурово наказан. У него полностью отсутствует понятие о совести и долге. Каждый человек считает счастьем служить в армии. А он уклонился. Отец Бродского послал своего сына на консультацию в диспансер, и он приносит оттуда справку, которую принял легковерный военкомат. Еще до вызова в военкомат Бродский пишет своему другу Шахматову, ныне осужденному: «Предстоит свидание с комитетом обороны. Твой стол станет надежным убежищем моих ямбов».

Бродский принадлежал к компании, которая сатанинским хохотом встречала слово «труд» и с почтением слушала своего фюрера Уманского. Бродского объединяет с ним ненависть к труду и советской литературе. Особенным успехом пользуется здесь набор порнографических слов и понятий. Шахматова Бродский называл сэром. Не иначе. Шахматов был осужден. Вот из какого зловонного местечка появился Бродский. Говорят об одаренности Бродского. Но кто это говорит? Люди, подобные Бродскому и Шахматову.


Мой сосед кричит с места: Кто? Чуковский и Маршак подобны Шахматову?


Подходят дружинники и выводят его. [63]


Сорокин: Бродского защищают прощелыги, тунеядцы, мокрицы, жучки… Бродский не поэт, а человек, пытающийся писать стишки. Он забыл, что в нашей стране человек должен трудиться, создавать ценности: станки, хлеб. Бродского надо заставить трудиться насильно. Надо выселить его из города-героя. Он тунеядец, хам, прощелыга, идейно грязный человек. Почитатели Бродского брызжут слюной. А Некрасов сказал:

Поэтом можешь ты не быть,
Но гражданином быть обязан.

Мы сегодня судим не поэта, а тунеядца. Почему тут защищали человека, ненавидящего нашу родину? Надо проверить моральный облик тех, кто его защищал. Он писал в своих стихах: «Люблю я родину чужую». В его дневниках есть запись: «Я уже долго думал насчет выхода за красную черту. В моей рыжей голове созревают конструктивные мысли». Он писал еще так: «Стокгольмская ратуша внушает мне больше уважения, чем пражский Кремль». Маркса он называет так: «старый чревоугодник, обрамленный венком из еловых шишек». В одном письме он пишет: «Плевать я хотел на Москву».


Вот чего стоит Бродский и все, кто его защищает.


(Затем цитируется письмо одной девушки, которая с неуважением пишет о Ленине. Остается совершенно неясным, какое отношение ее письмо имеет к Бродскому: оно не им написано и не ему адресовано.)


В эту минуту судья обращается ко мне. Прекратите записывать!


Я: Товарищ судья, я прошу разрешить мне записывать.


Судья: Нет.


Я: Я журналистка, член Союза писателей, я пишу о воспитании молодежи, я прошу разрешить мне записывать.


Судья: Я не знаю, что вы там записываете. Прекратите.


Из публики: Отнять у нее записи!


(Сорокин продолжает свою речь, потом говорит защитница, речь которой я могу изложить лишь в виде тезисов, поскольку писать мне запретили.)

Тезисы речи защитницы

Общественный обвинитель использовал материалы, которых в деле нет, которые в ходе дела возникают впервые и по которым Бродский не допрашивался и объяснений не давал.


Подлинность материалов, заимствованных из заслушанного в 1961 году спецдела, нами не проверена, и то, что общественный обвинитель цитировал, мы не имеем возможности проверить. Если речь идет о дневнике Бродского, то он относится к 1956 году. Это юношеский дневник. Общественный обвинитель приводит как мнение общественности письма читателей в редакцию газеты «Вечерний Ленинград». Авторы писем Бродского не знают, стихов его не читали и судят по тенденциозной и во многом неверной по фактам газетной статье. Общественный обвинитель оскорбляет не только Бродского, употребляя слова «хам», «тунеядец», «антисоветский элемент», но и лиц, вступившихся за него: Маршака, Чуковского, а также уважаемых свидетелей. Таким образом, не располагая объективными доказательствами, общественный обвинитель пользуется недозволенными приемами.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация