– Я сейчас приготовлю, мигом… – засуетилась Зинаида и ради нового знакомства даже бухнула Даниловой кофе из баночки с черной этикеткой. – Сейчас я вам натуральный кофе сварю, чего вам помои хлебать.
Данилова замахала руками.
– Не надо мне натуральный! Я такую гадость в рот взять не могу, сплошная горечь!
– Ну, тогда я сама его выпью. Вы не расскажете мне про работниц театра, а? Ну, хотя бы про вот эту самую Веронику… Она заместитель Ивской?
Данилова только что откусила от своего пирожного кусок и теперь чуть не подавилась от смеха:
– Ха! Заместитель! – проговорила она, как только расправилась с куском. – Это Верка-то? Нет, Веркой ее нельзя звать, обидеться может. А она у нас как-никак единственный парикмахер. И еще визажист. И еще папа у нее. Потом такого наворотит! Нет, с ней никак нельзя ссориться, поэтому и терпим ее выходки.
Зинаида фыркнула. Ей ни парикмахер, ни визажист особенно не требуется, красота, черт возьми, если она есть (а у Зинаиды этого не отнять), то она ни в каких Верках не нуждается.
– Вот уж, честно говоря, не стала бы приседать перед такой Вероникой только для того, чтобы она мне волосы хорошо чесала. Пусть даже на пару с папой! – не удержалась она. – Не со мной она дергалась, уж я бы нашла, что ей ответить.
– Да что вы! – чуть не упала со стульчика Данилова. – Не вздумайте! Я вам по секрету скажу: Вероника Моткова страшный человек! Страшный! Она способна на что угодно!
У Зинаиды ухнуло сердце. Вот оно! И Татьяна еще не знает, кто бы мог прикончить старушку… А тут, может быть, преступница прямо безнаказанно вихляется. Только бы еще узнать, зачем она удавила несчастную? Хотя, похоже, здесь и думать особенно не надо: сказала ей Софья Филипповна, что Веронике при ее внешности только багром работать, и все – пожалуйста, похоронили бедолагу.
– И чем же так страшна ваша Вероника Моткова? – равнодушным голоском спросила Зинаида.
– Ой, что вы! – испуганно вытаращила глаза Лидия Николаевна. Потом оглянулась и страшным шепотом спросила: – Вы никому не расскажете?
Зинаида торжественно помотала головой.
– У меня однажды с ней, с Веркой, столкновение одно вышло… – начала Данилова. – Не специально так получилось… Короче, я ей, вместо того чтобы бант на грудь пришить, назад его присобачила, ну, вы меня понимаете, куда, да? А Верка сразу и не схватилась, только после показа. Конечно, над ней там повеселились, сами подумайте – с ее фигурой банты на заднице крутить! А после показа она, естественно, мне пару волос выдрала, желчью поплевалась. Я подумала, что на этом все и кончилось, ан нет. Спустя неделю кто-то арбуз к нам притащил, уж не помню, кто – то ли Ивская решила сотрудниц побаловать, то ли бухгалтерша наша Ия Хорь решила зарплату арбузами выдавать. Короче, у нас в комнате персонала на столе лежал огромный арбуз. А я с детства к арбузам неравнодушна, да и не только я. Все наелись… А когда домой пошли, Моткова вместе со мной на остановку подалась. Я ей еще говорю, мол, чего на автобусе потащишься? А она: «У меня машина полетела». Я и поверила.
Зинаида напряглась. А Данилова с каждой минутой говорила все горше и печальнее:
– А у нас, знаете, рядом с остановкой стройка и забор. Стоим, ждем автобуса, его нет. И тут так мне приспичило, никакого терпежу нет. А Верка так сочувственно говорит: «Ты за заборчик иди, никто не увидит, а я посторожу, покурю». И ведь я ей поверила! – Данилова так расчувствовалась, что даже всхлипнула и впихнула в себя еще одно пирожное. – Да, поверила. Зашла за заборчик, только пристроилась, а Верка возьми и обопрись о забор! А он, гад, возьми и рухни! Все люди на грохот обернулись, и тут я во всей красе! Ой, да чего там… Теперь на другую остановку бегаю. И как ей после этого отпор дать?
Зинаида выдохнула. Она и впрямь поверила было, что Вероника Моткова совершила что-то страшное, а тут всего-навсего…
– А скажите, Лидия Николаевна, как вы думаете, Вероника может человека убить?
Данилова замолчала, вытянула шею и уперла глаза в нос. Так она в молчании некоторое время жевала свое пирожное, а потом вдруг поднялась и бочком-бочком посеменила из бара.
– Лидия Николаевна! Куда вы? А кофе чего ж?
– Я больше не хочу, – буркнула Данилова и унеслась.
Зинаида растерянно смотрела на остывший кофе в маленькой кружке и пыталась понять – отчего же так быстро убежала Данилова? Ее что, оскорбил вопрос? Или ей что-то известно?
Додумать Зинаиде Корытской не позволили. С гамом ворвались студенты, потребовали громкой музыки и принялись заказывать все, что стоило не больше десятки. Зал маленького бара моментально наполнился шумом, девичьим кокетливым смехом и томным бурчанием молодых парней. Прямо перед Зинаидой бурлила молодость, и она сильно пожалела, что не пошла в свое время в институт, не испытала этого студенческого братства… Пока она с умилением пялилась на молодых людей за столиками, другие молодые беззастенчиво таскали со стойки слойки с повидлом, так что пришлось ей потом еще и вкладывать свои деньги. Но это будет потом, а сейчас в баре нарисовался «оперный певец» во всем великолепии.
– Да, я шут! Я циркач! Так что же?! – громогласно заявил он в дверях.
Следующий час ушел на то, чтобы заставить «шута» расплатиться за съеденную овсянку. Спасла положение Татьяна. Она появилась в тот самый момент, когда оскорбленный Аркадий Валерьевич пылко упрекал Зинаиду:
– Как низко! Нет, как низко вспоминать о каше, когда я вам столько пел! Да после того, что между нами…
– Арка-а-адий Валерьевич! – радостно распахнула руки Татьяна, направляясь к нему. – О чем здесь разговор? Неужели о деньгах? Кстати, вы не знаете, что Елена Сергеевна придумала приз тому, кто больше денег оставит в баре? Пока лидирует Шиванищев.
Мужчина мгновенно развернулся на сто восемьдесят градусов и закричал:
– Человек! Челове-ек! Сколько я могу ждать расчета? Трясу, трясу тут деньгами, а они как будто никому и не нужны! Работаешь, работаешь…
Только к четырем часам поток посетителей иссяк, и подругам удалось поговорить.
– Тань, я ведь к дочери Софьи Филипповны ходила, – завела Зинаида вновь, когда дамы налили себе по чашечке кофе, выключили надоевшую музыку и устроились за барной стойкой.
– И чего? – с интересом, не то что утром по телефону, откликнулась Татьяна. – Я к ней тоже ходила, когда сама хотела расследование проводить. Ходила, только она мне какой-то странной показалась.
– Вот-вот, – закивала, отхлебнув кофе, Зинаида, – и мне. Я тебе потому и позвонила в пять утра. Ты знаешь, вот не чувствуется, что она смерть матери переживает. Стала мне какую-то историю рассказывать про то, как ей сказали, что Софья Филипповна умерла. Правда, в тот раз ошибка вышла, какая-то бичиха скончалась, но… понимаешь, Валентина обмолвилась, что не слишком и огорчилась! «Поживу наконец свободной», сказала. Понимаешь? И потом, какой-то у нее там мужик подозрительный на балконе болтался…
