Планы. Да, это то самое слово, которое характеризовало отношение феникса ко мне. Но разве от этого легче?
— Я старался бороться с этим сумасшествием, с этой безумной тягой к тебе. Но не смог… Моя девочка с глазами цвета дождевых облаков… Я проиграл… или, может, выиграл? — Мягкая улыбка, от которой у меня в который раз сбилось дыхание. — Я говорил Диме вполне серьезно. Я не отпущу тебя, Тань.
— А если я сама не хочу, чтобы меня отпускали? — Эти слова вырвались у меня сами собой. Но я не жалела.
И пусть еще вчера я не думала об этом. Пусть даже не могла помыслить о том, как сильно изменится моя жизнь. Теперь я от этого просто так не откажусь. Этот мужчина мой, а я его.
Легкий невесомый поцелуй, затем еще один, и еще, с каждым мгновением они становились все горячее и откровеннее.
— Сереж, — выдохнула я, когда он, оторвавшись от моих губ, покрыл быстрыми поцелуями шею, ключицы и начал аккуратно разворачивать полотенце. Ну просто ребенок, который разворачивает фантик своей любимой конфетки!
— Мм?
— Мне надо домой.
— Зачем? — С ловкостью иллюзиониста у него получилось достаточно быстро стащить с меня махровую тряпочку, и я уже лежала перед ним в чем мать родила.
— Мелкие волнуются. Я исчезла, ничего им не объяснив.
Он не касался меня, только смотрел, но я уже вспыхнула вся, от макушки до кончиков пальцев.
— Да, ты права. — Страж кивнул с самым серьезным видом и осторожно коснулся указательным пальцем яремной впадины. Слегка нажал и, дождавшись моего судорожного вздоха, начал чертить красивые загогулины на ключицах. — Тебе надо домой… — Художник опустился ниже, рисуя импровизированной кистью узоры уже на моем вздрагивающем животе, — …минут через десять… — спираль вокруг пупка и осторожное прикосновение к внутренней стороне бедра, — …или двадцать…
— Сереж, — всхлипнула я, невольно приподнимая бедра.
— Тебе не кажется, что нам стоит попробовать сделать это в постели, а? — перебил меня мужчина, лукаво блеснув глазами, и стал наклоняться ближе и ближе. Его пальцы уже нежно касались влажных складок, мягко, но требовательно раздвигали их и проникали внутрь. Разряд по телу, сладкий стон, и я выгнулась, сжав простыни в кулак. — Не могу тобой насытиться… просто не могу… Ты как наркотик… мне всегда будет мало.
Наверное, он прав. Двадцать минут ничего не решат, а попробовать стоит… и мы попробовали.
Странно, мне казалось, что страсть и чувства, что вызывает близость, всегда одинаковые. Да, мама рассказывала, что вкус каждого мужчины разный. Но что может быть удивительного и неповторимого, когда занимаешься сексом с одним и тем же мужчиной?
Оказывается, все.
Каждый поцелуй, каждое касание (и совсем не важно, какое оно сейчас — ласково-тягучее или стремительное и огненное) и каждый вздох этого мужчины неповторимы и уникальны. И чувства, что он вызывает, нельзя подводить под какой-то единый эмоциональный алгоритм.
Долгожданная тяжесть его тела и сладкий миг соединения. Неспешный ритм, который постепенно становился все быстрее и быстрее. Каждое его движение делало огонь в моей крови яростнее и болезненнее.
У меня уже не осталось сил терпеть эту сладкую боль, и я, крепко обхватив его талию ногами, не сдерживала рвущиеся наружу всхлипы, стоны и крики. Если от страсти можно умереть, я согласна. Лишь бы с ним, в его умелых руках и на вершине блаженства.
Мы ухнули в чувственное наслаждение одновременно. Я с криком, Сережка с глухим рыком, вдавив меня в матрас так сильно, что у меня просто отшибло дыхание. Но, слава богу, мужчина почти сразу приподнялся, скатился и, тяжело дыша, упал рядом со мной. А я все еще продолжала изучать искорки страсти, что танцевали в воздухе, и пыталась вернуть контроль над своим телом, которое словно превратилось в желе.
— Мне надо домой, — прошептала я, как только вернулся голос.
— Угу, — уткнувшись носом мне в волосы, ответил он.
— Где моя сфера?
— В ванной осталась… наверное.
— Принесешь?
— Женщина, пощади, ты из меня все соки выпила. И вообще, оставайся… не хочу тебя отпускать.
— Мне надо к мелким.
Сережка приподнялся, опираясь на согнутый локоть, и повторил:
— Не хочу тебя отпускать.
— У всех у нас есть обязанности.
— Я знаю.
— И еще… ты обещал принести мне вещи Игорька. Кстати, где он?
— Вчера утром уехал к другу. У них там пикник по случаю дня рождения, ночевка в палатках, будут пить пиво и обсуждать девочек… может, даже не только обсуждать.
— Ты так спокойно об этом говоришь.
— Ему пятнадцать, совсем скоро консервация… Лежи, я принесу тебе вещи и сферу. — Чмокнув меня в нос, Сергей резко встал и, нисколько не стесняясь своей наготы, вышел из спальни.
Я села в постели, сладко потянулась, провела рукой по влажным волосам и улыбнулась.
Может, и у меня теперь все будет хорошо? Теперь, когда мы вместе, все просто обязано быть хорошо.
Через десять минут, одетая в шорты и футболку Игорька с оскалившимся черепом, зацелованная до полусмерти, я попала домой, где меня уже ждали Лиза с Денисом.
— Нет, но вот как это называется? — Сестренка сложила руки на груди и улыбалась в тридцать два зуба.
— Привет. — От смущения я не знала, куда деваться.
— Отлично выглядишь. — Улыбка братишки была не менее красноречива.
— Спасибо.
— Значит, Сергей. Ох, Танюш, я так за тебя рада. — Лизка бросилась ко мне со всех ног и крепко обняла. — Ты достойна самого хорошего, и Страж как нельзя лучше тебе подходит. Он сделает тебя счастливой.
— Спасибо. — Я обняла ее в ответ. — Лиз, послушай. Если ты не хочешь встречаться с Саидом, только скажи. Я не буду тебя заставлять.
— Правда? — Она слегка отодвинулась в сторону, и я увидела, как блестят надеждой ее голубые глаза.
— Правда. Я сама с ним поговорю.
— Ох, спасибо, Тань… Спасибо.
Что ж, когда ты счастлив, стремишься сделать счастливыми всех вокруг. И этого я сейчас хотела больше всего.
ГЛАВА 17
Что такое счастье?
Как описать это хрупкое, неуловимое чувство, что жило сейчас в каждой клеточке моего сердца? Как объяснить это всепоглощающее желание петь, танцевать и кружиться на месте, пока все вокруг не превратится в карусельную круговерть? Отчего мне так хотелось обнять весь этот жестокий мир и поделиться с ним толикой счастья, которого ему так не хватает?
Глупцы, они не знают, не понимают, чего лишаются, ограничивая себя рамками страсти, похоти и силы. Они не знают, что такое жить по-настоящему. И я не знала, до этого момента. Ведь раньше я не жила, существовала и думала, что так правильно, верно и по-другому просто не может быть. Но теперь все иначе.
