28
– Что Сатвик надеялся здесь узнать?
Мы стояли на террасе, огибавшей третий этаж здания. Первые два были чуть шире верхних и образовывали кольцевую веранду со столиками для пикника и маленькими деревцами. Аккуратный, упорядоченный маленький парк резко контрастировал с хаосом внутри. Ветер то и дело ерошил Стюарту волосы, хлопал его распахнутой мятой рубашкой, глядя на которую я гадал, сколько дней он не переодевался.
Дробовик Стюарт держал на локте и выглядел заблудившимся охотником.
– Он хотел увидеть другие твои работы.
– Зачем?
– Сперва я сам не понял. Потом сообразил, что это в связи с вашим опытом. С двойной щелью.
– Ты не знаешь, где он сейчас?
Стюарт покачал головой, обвел темными глазами вечернюю террасу.
– Но он казался напуганным. Что-то его сильно напугало.
– Зачем тебе ружье?
– Затем, что я думаю, у него были причины бояться. – Несколько минут мы смотрели на заходящее солнце. – Покажи мне еще раз ту бумагу, – попросил Стюарт.
Я отдал ему листок. Он перечитал.
– Посмотри, какого типа здесь исследования. Что между ними общего?
– Из самых разных областей.
– Плохо смотришь. Победители – для отвода глаз. Те, кто получали премию, – на обочине.
– На обочине чего?
– Настоящих вопросов. Как ты не видишь? По-настоящему их интересуют другие работы. Те, что не получали премий. Кажется, – Стюарт нахмурился, – кое-кого я здесь знаю. Во всяком случае, знаю людей, работающих в тех же областях.
– И кто это?
– Предупреждение, – ответил он и вернул мне бумагу. – Двое из них погибли.
– Недавно?
– За последние несколько лет. Автомобильная авария. А второй прыгнул с крыши. Опасное дело – попасть в шорт-лист премии «Дискавери».
Стюарт, отвернувшись от меня, склонился на перила.
– Ночью здесь тихо. Так спокойно. – Он смотрел вдаль. – Мы этот кристалл в сфере не создавали – мы его открыли. Такое чувство, что он существовал всегда. Сокровище, зарытое в землю. Техника – просто лопата, чтобы его выкопать.
– Когда ты последний раз был дома?
– Неделями не был, – признался он. – Здесь у меня есть все, что нужно. Груды еды, электричество, вода, канализация. – Он опустил взгляд на дробовик. – Оружие.
– Тебя послушать, ты в осаде.
Он обратил на меня вдруг ставший сосредоточенным взгляд.
– Твоя статья меня впечатлила. Простой и изящный эксперимент. И то, что было потом, с тем доктором…
– Роббинсом, – подсказал я.
– Нехорошо вышло. – Стюарт, покачав головой, хихикнул. – И неспроста, а? Такое уж твое везение. Ты открываешь душу и тут же натыкаешься на бездушие.
– Нет оснований для такой интерпретации.
– Основания! Доказательств! По-твоему, народу нужны доказательства? Смотри туда! – Он показал. – Видишь площадку для машин у той церкви?
Я кивнул. Вдалеке, в двух кварталах от нас, виднелось здание, которое я бы принял за спорткомплекс или какую-то маленькую арену.
– Я наблюдаю за этой парковкой по воскресеньям. Так вот, в последние недели она забита как никогда. Все эти разговоры о душах и странных научных экспериментах. Твой Роббинс и просочившиеся видео. Может, люди и не вполне понимают, что показал твой опыт, зато знают, что открытие есть. – Он возвел глаза к небу. – А есть только шесть кварков и шесть лептонов – так? Вся материя Вселенной. Все состоит из двенадцати частиц. – Он перегнулся через перила. – Как ты думаешь, в этом кварце есть кварки и лептоны?
– Это образ, – возразил я.
Он снова взмахнул руками.
– Все – образ. Все на свете. Даже вопросов больше не осталось, а? Математика идет этим путем не первый год. Когда заберешься поглубже, находишь лишь пустоту, нечего пощупать руками – только иллюзия, ощущение прикосновения. Можешь, если угодно, называть это кварками и лептонами. Осталась одна тема для обсуждения – что все это значит.
– И что, по-твоему, это значит?
– Черт его знает, – рассмеялся он. – Картина в кварце нам о чем-то говорит, выжигает отпечаток на сетчатке. Когда я в первый раз включил сферу, она работала не идеально, а когда воспользовался второй раз, искажения исчезли. Я долго и усердно думал, что бы это значило.
– Пришел к выводам?
– Это может значить одно, – сказал он. – Думаю, картины в кварце – своего рода негатив.
– Фотографический негатив? Комнаты?
– Реальности. – Стюарт пожал плечами. – Трехмерного пространства-времени. Все это каким-то образом кодируется в едином образе с точностью до планковского масштаба. Не ты ли всегда толковал о попытках объединить квантовую механику с теорией относительности?
– Думаешь, твоим картинам это удалось?
Он пожал плечами.
– Реальности удается. Просто мы не знаем как.
После этого мы долго молчали, глядя в потемневшее небо.
– И что теперь? – спросил я наконец.
Он повернулся ко мне.
– Инвесторов больше нет. Деньги кончились. Все кончено.
– Наверняка что-то можно сделать.
– Нет, – сказал он. – Погляди вокруг. Интеллектуальная собственность кое-чего стоит, но она делится на доли, как любой товар. Я думал, что сумею собрать капитал, но мне перекрыли кислород. Инвесторы разбежались. Хорошо, что я все-таки успел ее увидеть. И тебе показал. – Он выпрямился. – Почему ты ушел?
– С тех пор десять лет прошло.
– А ты так и не объяснил. Сбежал от работы. Потом, я слышал, попадал в полицию, сходил с ума.
«Сходил с ума». Эти слова висели надо мной с детства.
– Я был пьян.
– Что-то про руку твоей сестры…
Я вглядывался сквозь сумерки в его лицо. В нем не было упрека. Только недоумение.
Я отошел от перил. Стало уже совсем темно. Стоянка машин осветилась.
– То было в другой жизни, – сказал я. – Она позади.
– Так ты себя уговариваешь.
Пора было уходить. Теперь я это понимал: кое-чему лучше оставаться в прошлом. Мы оба смотрели в сгущающуюся темноту и молчали. А когда он заговорил, то о другом:
– Твой Сатвик не сказал мне, куда собирается, но упомянул одно имя – Викерс. Спросил, не встречалось ли мне это имя.
– А тебе встречалось?
Он покачал головой. Я порылся в памяти, но и мне это имя ничего не говорило.
– Может, вспомнишь что-нибудь еще?
