Они завернули тело Сатвика в брезент.
Я хотел их убить.
Хотел так сильно, что закричал. Яростно заорал, пытаясь сесть на полу. Тот, что спустил курок, взглянул на меня сверху вниз.
– Выбирай куда пялишься, – предупредил «Поло».
Я смотрел на него и мечтал порвать в клочья. Мечтал разодрать ему зубами глотку.
Тогда он пнул меня ногой в лицо.
Голова у меня запрокинулась, губы треснули. Поплыла чернота.
– Я сказал, выбирай куда пялишься!
Когда муть перед глазами чуть расчистилась, «Поло» стоял надо мной. Я не отвел взгляда. Вместо этого я нащупал стену. Подтянулся, прожигая его глазами. Лицо охранника разгорелось от злобы. Он достал пистолет, нацелил мне в лицо. Я вспомнил узор песчинок. Шесть круглых патронных гнезд. Но у него был не револьвер – полуавтомат. Я продолжал подниматься, встал на колени.
Он взвел курок.
– Погоди. – Второй охранник придержал его за запястье, заставил опустить ствол. – Тебе что, самому рыть охота?
Злость на лице «Поло» осталась, но он взял себя в руки и убрал оружие.
Взглянул на меня сверху. Отвел руку так быстро, что я едва заметил движение. Хрустнула кость, и мир погас.
* * *
– Вставай.
Голос прозвучал из пустоты, и я почувствовал, что меня тянут за руку. Это было спустя несколько секунд или минут.
Я бы стал драться, но голова кружилась, и тело не слушалось. Меня протащили по полу лифта. Я перевернулся, чтобы подобрать под себя колени. Хватка на моей руке ослабла, и я растянулся плашмя на животе. Кровь из разбитого носа вытекала через рот. Пол был серебристо-серый, из гладкой стали. Я видел свои ладони, но ощущал их как чужие. Желудок взбунтовался, меня вырвало кровью на чистый пол, кровь и желчь забрызгала им ботинки. Хоть какое-то утешение. Единственный мой удар, попавший в цель.
– Давай уже засранца в машину.
Двое вздернули меня под руки, открыли багажник и впихнули меня внутрь. «Поло» хомутами стянул мне запястья за спиной, пережал сосуды. Оставь так подольше – и я лишусь рук. Вряд ли это имело значение.
Они забросили Сатвика прямо на меня и захлопнули багажник.
* * *
Мертвый вес придавил мне ноги, а когда машина накренилась на выезде из гаража, я почувствовал прижавшееся к спине плечо Сатвика и его бедро поверх своей икры. Кровь, просочившись сквозь брезент, впитывалась в мою рубашку.
Впереди негромко и спокойно разговаривали, но слов я не разбирал. Оно и к лучшему. Я не желал их слышать. Сатвик умер. Я тоже умру. Я подумал о сестре. О матери с отцом. О словах Сатвика: «Люди забывают, что когда-нибудь умрут». Хохот подступал как безумие. Я понял, почему забывают. Людям приходится забывать. Потому что это невозможно удержать в памяти. Не умещается. Собственное небытие. Конец всему. Что, мир мигнет и погаснет? Или что-то еще будет? Что-то после.
«Рейнджровер» остановился. Очень скоро мы снова двинулись, свернули, свет вдруг стал ярким, желтым. Дневной свет сквозь стекло. Мы выехали из гаража на городскую улицу.
Машина пошла быстрее. Я вспомнил слова «Поло» в пентхаусе. «Отпустим вас», – сказал он. Во лжи порой попадается частица правды. «Выбросим в парке». Я легко представлял, как нас с Сатвиком зароют, глубоко и темно, так что никто никогда не отыщет. Легко.
Поездка продолжалась, шумела улица. Только через несколько минут тихий разговор на переднем сиденье вдруг прервался. Внезапное молчание.
Я это заметил, но не сразу осознал. Молчание было не таким, как когда разговор окончен. Голоса отрезало, словно их что-то отвлекло. Как будто они что-то увидели. Я почувствовал, как машина замедляет ход.
Голос «Поло» тихо протянул:
– Что за хрень?
– Скажи, чтоб отвалила с дороги на фиг.
– Что она делает?
– Эй…
Визг шин.
– Осторо…
А потом удар, и мир опрокинулся набок.
* * *
Удар оглушил – меня отбросило на люк багажника и покатило от стены к стене, а сверху блестящим водопадом хлынуло разбитое стекло. Машина скользила, лежа на боку, из бывшего окна мне в лицо сыпались искры. Когда движение наконец прекратилось, я лежал на спине, зажав коленями собственную голову. Нет, не так – это были колени Сатвика, а не мои. Крушение смешало наши тела. Я сдвинулся и высвободил руку – хомут ослаб от толчков. Когда я вытащил из-под себя запястье, в нем забилась кровь. Сатвик так и лежал, навалившись на меня, отвернув лицо, словно от стыда. Я визжал. Заметил это, только когда голос сорвался. Я подавился собственным пронзительным визгом.
Я переполз к заднему окну. За ним была городская улица: с одной стороны склады, с другой – решетчатый забор. Какая-то стройка. Такое пустынное место выпало не случайно. На тротуаре, разинув рот, стоял единственный пешеход – старуха с полиэтиленовыми пакетиками из бакалеи в обеих руках. Ударившая нас машина, коричневый седан, остановилась дюжиной футов дальше. Она продолжала движение после столкновения и наткнулась на фонарный столб. Наша опрокинулась набок, усеяв улицу обломками крушения.
Меня насторожил хлопок листового металла – водительская дверца седана распахнулась. Я увидел ступивший на дорогу ботинок, а дальше не стал смотреть, извернулся и выкатился на мостовую. В ноздри ударил запах бензина, осколки стекла вонзились в ладони и колени. Я одолел дюжину футов и только тогда обернулся, услышав сзади шум. «Поло» успел выползти из машины – через ветровое стекло, оставляя за собой кровавый след. Ноги его торчали под странным углом, и он кричал. Старуха выронила пакеты и побежала. Упаковка коки ударилась о бетон и взорвалась. И тогда я увидел еще одного человека.
Он подходил с другой стороны улицы. Высокий, бледный, бородатый. На голове короткая щетина. В руках пистолет.
В глаза бросались шрамы. Они исчертили его кожу глубокими выпуклыми морщинами. Словно бомбист свел слишком близкое знакомство с собственными изделиями. Наши глаза встретились, и он едва ли не кивнул. Подходил, кривя губы в усмешке. Вдалеке завыла сирена.
Мужчина навел пистолет в разбитое ветровое стекло. Ничего не сказал. Хлоп, хлоп, хлоп, хлоп. Все случилось так быстро. Пули ударили в плоть и металл. У водителя не было ни единого шанса. Адреналин хлынул мне в кровь, как из шланга. Я пополз, лишь бы оказаться подальше от бойни. Оглянулся, не идет ли за мной высокий. Он обошел машину и подходил теперь к «Поло». Тот еще двигался, рывками волоча переломанные ноги. Высокий опрокинул его пинком, и до меня донеслось рваное дыхание. У «Поло» на губах пузырилась кровь. Сломанные ребра проткнули ему легкое. А потом ботинок наступил «Поло» на горло, вдавив в мостовую. Глаза его выкатились из глазниц. Секунду спустя раздался громкий щелчок, дыхание оборвалось. Человек со шрамами перевел взгляд на меня, и я застыл. Не смел шевельнуться. Он обогнул «ровер» сзади. Присел рядом с Сатвиком, наполовину вывалившимся наружу, но все еще завернутым в брезент. Почти нежно отвел полотно от лица. А может быть, нежность мне почудилась.
