Темные глаза Сатвика смотрели в далекую даль. На что-то не здесь. Я понадеялся, что на что-то хорошее.
– Уже мертв, – сказал высокий.
– А второй?
Я повернул голову, но не увидел женщины – только слышал ее голос. Человек со шрамами взглянул на меня. Наши глаза снова встретились. Сирены звучали громче.
– Еще жив, – сказал он, – но ранен.
Я видел, как он поудобнее перехватил пистолет, но ствола не поднял. Из дула тянулась тонкая струйка дыма.
– Проще прикончить, – сказал он.
– Нет, – возразил женский голос. Знакомый голос, сообразил я. И тут же увидел ее – она вышла из-за опрокинутой машины. Увидел рассекший ей бровь шрам. Эта женщина спасла меня от пожара. – Викерс велел его забрать, – сказала она, – значит, забираем.
Часть третья
Идущий во тьме со светочем знает лишь свет.
Чтобы познать тьму, иди в темноте.
Уэндел Берри. Познать тьму
33
Сирены миновали старый фургон. Он был из тех, что использовались для перевозки мебели, – квадратная коробка на колесах. Мы с женщиной ехали в кузове. Человек со шрамами сел за руль. Я прислонялся к борту у него за спиной и позвоночником чувствовал вибрацию.
Я смотрел на сидевшую напротив женщину.
– Кто вы?
– Друзья, – ответила женщина.
– Не ври ему, – предупредил водитель. – Плохое начало.
Она хмыкнула. Может быть, в знак согласия. Или засмеялась. В этот момент навстречу нам вывернула из-за угла еще одна полицейская машина с маячками. Я сквозь ветровое стекло кабины смотрел, как проскочили мимо копы.
– Хорошо, не друзья, – поправилась женщина. – Не совсем друзья.
– Кто же тогда?
Мне ответил мужчина:
– Мы не так хотим твоей смерти, как другие.
* * *
Я уперся руками – фургон вилял по улицам.
Водитель временами вытягивал шею, заглядывая в зеркальце, а мотор взвизгивал. Женщина угрюмо сжимала губы в прямую линию. Я смотрел на ее левую руку без пальцев – недостающий безымянный и кусок мизинца. Розовые сморщенные культяшки.
За ветровым стеклом мелькали машины и здания – пешеходы поворачивались в нашу сторону, провожали безрассудного водителя осуждающими взглядами. Но полицейских больше не встречалось.
Никто за нами не гнался. Или я не видел погони.
Женщина как будто думала о том же.
– Копы, – заметила она, – нас меньше всего волнуют.
На крутом повороте мне припомнились стетоскопы. Когда машина выровнялась, женщина, поднявшись, перебралась вперед. Человек со шрамами обернулся – у него не хватало верхней части левого уха, и по черепу сбоку тянулся розовый шрам: кривая черта, на которой больше не росли волосы.
Женщина, обернувшись, поманила меня:
– Сюда.
Она ухватила меня за шиворот, потянула, и я не стал противиться. Лицо мне закрыл мешок.
«Не так хотим твоей смерти, как другие».
– На всякий случай, – пояснила она.
– На какой случай? – спросил мужчина. – Думаешь, он уйдет?
Мешок был царапучий, темный, из жесткой ткани. С переднего сиденья тихо донесся голос водителя:
– Некуда ему уходить.
* * *
Мы прибыли на место, я услышал, как открывается дверь. Меня потянули за плечи, и я, выставив вперед ноги, встал. Позволил тянуть себя куда-то.
– Осторожней.
Был вечер. Я не видел, но узнал его по воздуху и стрекоту сверчков в стороне.
Мягкая земля под ногами сменилась твердым покрытием. Мы вошли в помещение. Наши шаги отдавались слабым эхом. Просторно, решил я. Аэродромный ангар? Меня куда-то увозят?
Мы шли несколько минут, когда прозвучал голос:
– Опять ступенька.
Я поднял ногу повыше и ступил на шестидюймовое возвышение. Звук изменился. Эхо пропало. Грубые руки снова взяли меня за плечи.
– Садись.
Я пощупал позади и нашарил прохладное дерево стула. Сел. Услышал бормотание, шарканье ног, даже разговор, но, о чем он, разобрать не сумел.
Шаги замкнули круг. Тяжелые шаги. И смолкли.
– Обыщи его.
Меня обшарили. Карманы, бедра, промежность. Забрали мобильный, но оставили бумажник.
– Оружия нет.
С головы стянули мешок. В углу на стене висела всего одна лампочка, слепила меня. Мы находились на каком-то старом складе. Нет, в старом цеху, поправился я. Комната была кабинетом управляющего – большое окно с усиленным сеткой стеклом выходило на цементный континент – вид напоминал набросок художника, отрабатывающего перспективу. Стекло растрескалось и держалось только на сетке. Дверей не видно. Дальняя стена была из погнутой заржавленной стали. Как будто все здесь забросили много лет назад, оставили гнить.
Мужчина и женщина стояли теперь передо мной.
– Я думал, он старше, – сказал тот, что со шрамами.
Я поднял взгляд. Высоко. На глаз в нем было шесть футов два дюйма. Со шрамами, с буйной бородой, он походил на пирата, который слишком давно не навещал берег. Не на мультяшного пирата и не на комедийного. На такого пирата, который выслеживает суда в нейтральных водах, ночью берет на абордаж и убивает всех, за кого не получишь выкупа.
– Где я? – спросил я.
Человек со шрамами без слов врезал мне кулаком в висок. Я повалился жестко, вместе со стулом. Мир погас и вернулся.
– Брось! – рявкнула женщина. Кулак был уже занесен для второго удара, отведен к правому плечу. Женщина толкнула мужчину в грудь: – Хватит.
Толчок будто выключил в нем гнев – он улыбнулся мне. Присел, опираясь локтем о колено.
Женщина пыталась поднять его, но мужчина резко отмахнулся:
– Я не собираюсь его мучить. – Он перевел взгляд на меня. – Но пусть знает свое место.
Он обшарил меня глазами.
– Я мог бы сказать, что ударил за то, что ты заговорил без спросу, но это будет ложью. На самом деле я решил, что все должно быть ясно с самого начала. – Он склонился ниже, заговорил прямо мне в ухо: – Мне не по вкусу, что от тебя столько неприятностей. Будешь делать, что мы скажем, или мы тебя убьем, понял?
– Хватит, – повторила женщина.
– Нет, пусть ответит. – Он сверлил меня взглядом. – Ты понял?
Я приподнялся на локте.
Я искал, за что бы ухватиться. Искал, чем бы его ударить. В ушах у меня еще звенело. Нос пульсировал болью. Я нашарил стул и сомкнул пальцы на ножке.
