– Слепых моряков не бывает, – говорил он мне.
А мать укрылась за стеной отрицания.
– Он поправляется, – говорила она, когда отец в одиночку уходил в море.
Кое-что я запомнил из того последнего дня. Его кожу, больную, отечную. Как у восковой фигуры. Врач сказал, что он умрет, если выпьет еще раз, но в душе отец, наверное, подозревал, что ближе к истине другое. Он и так умирал. И ничто не могло его спасти. Цирроз зашел слишком далеко.
И он ушел с утра, вроде бы в контору.
Остальное я составил из обрывков. Из клочков информации, собранных за годы.
Думаю, она бы выдержала, если бы его нашел кто-то другой. Думаю, все могло быть иначе. Просто не повезло.
Он оставил портфель дома и не вернулся за ним, так что она решила сама завезти ему в контору. Или ее вело предчувствие. Подробностей мне никогда не рассказывали. Только обрывки. И одно слово – пистолет – повторялось снова и снова.
Она заметила его машину, проезжая по Вестерн-авеню. Могла бы проскочить мимо: девяносто девять из ста было за то, чтобы это произошло. Незачем ей было смотреть в ту сторону, разве что полюбоваться морем. Но на костях выпал сотый шанс, она взглянула на море и увидела его машину на песке. На стоянке с видом на океан.
* * *
Паром, взбивая пену из-под носа, ударился о причал. Толчок разбудил меня.
– Идем, – позвала Мерси. Она сидела прямо и протирала глаза. – Надо идти.
Остальные пассажиры уже встали. Мы вместе с ними спустились по эстакаде и по мокрым от дождя сходням. Я поднял лицо к небу.
* * *
Дождь шел, когда мать остановила свою машину рядом с отцовской.
Было холодно – промозглый октябрьский день, и, наверное, мать, выходя из машины, подняла воротник. Может, подставила лицо дождю. Я представил, как она обходит сзади свой красный «Шеви Кавалье». Может, она готовила слова. Собиралась посмеяться над его забывчивостью или спросить, зачем он встал на берегу.
Я представил, как она тянется к его дверце, уже согнув пальцы, чтобы ухватиться за ручку. А дальше я не видел.
Через несколько минут остановилась проезжавшая машина, ей помогли. Старый докер оттащил с дороги мою кричавшую посреди улицы мать. Она пыталась остановить и других, но те объезжали ее, не желая впутываться.
Полиция нашла его на переднем сиденье с пистолетом на коленях. В записке только и было: «Это волна моего имени».
* * *
В городе почти все было уже закрыто. Еще один прибрежный туристский район.
Я высмотрел на улице отель, показал Мерси, но та возразила:
– Не сюда.
– Почему?
– В первый, что мы увидели, нельзя.
Немного дальше светилась красным вывеска: «Свободные места. Кабельное ТВ».
Мы расплатились наличными.
– Морозилка в конце коридора.
Номер был чистый, без финтифлюшек. Одеяла с цветастым узором. Я включил отопление на полную мощность. Двуспальная кровать была мягкой. Я спал как покойник.
* * *
Когда я проснулся утром, Мерси, уже одетая, сидела за круглым столиком в углу. Она оставила мне кофе и пышки.
– Континентальный завтрак, – объявила она. – Я опасалась, что ты проспишь.
На кровати лежал маленький полиэтиленовый пакет.
– Зубная щетка и паста, – добавила Мерси, – и бритва. Купила в лавочке дальше по улице.
* * *
Она настроила телевизор на новости – монотонную скороговорку о внешней политике. Корея. Рынок акций. Грядущие выборы.
Я сел. Одежда прилипла к телу. Все болело. Рубашка заскорузла, засохла по форме спящего тела. Ободранная кожа горела. Надо было принять душ и побриться.
– Купить бы новую одежду, – сказал я Мерси.
Она кивнула.
– Рядом есть магазин. И аренда машин тоже. Чем скорее выедем, тем лучше.
– Возьмем машину напрокат?
– Если не берешься угнать.
Я поднялся и побрел через номер за своим кофе. Он был горячий и вкусный. Я выпил весь. Но пышки в меня не полезли.
– Когда они нас поймают – убьют, – сказала Мерси.
«Когда», а не «если».
– И что нам делать? Нельзя же просто так сидеть?
– Переберемся в другой схрон, как велела Викерс.
– Это далеко?
– Довольно далеко. Два дня пути. Там встретимся с ней и решим, что делать.
– А если ее там нет?
– Она там будет.
46
Мы ехали всё на запад, через два штата, в ночь. Сменялись за рулем, пожирая мили. Подъемы и спуски походили на волны небывалого моря. Гипнотический ритм мотора вынес нас к рассвету.
Равнины – зной и бескрайний простор. Тоска. Коневодческие фермы.
Мы поели в «Деннис» под Топекой и проспали шесть часов в «Супер 8» на краю шоссе.
До пустыни добрались к полудню. Сияло яркое солнце. Земля здесь была чужой. Голой и враждебной, как поверхность луны. Засушливая почва, овраги и голые холмы. Непокорная земля. Мы еще много часов гнали на запад, а потом свернули к югу.
* * *
– Викерс… – напомнил я.
Солнце зашло, и мир сузился до луча фар. Прерывистая белая линия разматывалась перед нами и пропадала позади.
– Угу, – промычала Мерси.
– Ты веришь ей насчет Брайтона? О том, что он такое?
– Ты их видел. Решай сам.
Она припала лбом к окну, уставившись в ночь.
– А в каскад? – спросил я.
– Во что?
– В мир-матрешку – вложенные друг в друга Вселенные: конечный объем с бесконечной площадью поверхности?
– Я ничего не понимаю в физике. Мне Викерс объясняла по-другому.
– Как?
– Мир – это остров, – сказала она. – Самое прекрасное место, какое можно представить, не менявшееся, пока однажды на его берега не попали крысы.
– Крысы? – переспросил я.
Мерси кивнула.
– Неважно, как они туда попали. Главное – появились. Эти крысы отличались от обитавших на острове животных и, если дать им волю, нарушили бы гармонию. Их надо было контролировать, понимаешь?
– Да-да.
– Блюстители острова пытались справиться с крысами, но те оказались слишком проворны. И так умны, что обходили ловушки. Тогда решили завезти хищников, которые питались бы крысами. И на остров выпустили змей. Больших ядовитых змей, убивающих крысу одним укусом. Как ты думаешь, что из этого вышло?
